Сотник

Вот потому он и церковный староста. Лисовин природный про это знал, но раньше повода не было вопросом задаваться — почему именно он. А ведь все на виду лежит… В обязанности церковного старосты, к вашему сведению, помимо сугубо хозяйственных входит ещё и примирение конфликтующих сторон. Особенно при том священнике, который в Ратном был — так уж всё исторически сложилось. Ну, не тянул отец Михаил в глазах ратников на роль третейского судьи в делах чуть значимее, чем семейные дрязги и бабьи склоки, а предыдущий поп так и вовсе, когда в разборки встрял, только резню спровоцировал. Хотел, как лучше, называется…

Словом, не Финист Ясный Сокол, конечно, Серафим Ипатьич, это вы загнули, но увидеть Бурея в роли народного трибуна тоже вставляет… Ну-ка, сэр, где бы вы ещё… кхм… Тиберия Гракха живьем за рога потрогали? Хотя тут больше Сансон де Лонваль в тему — палач, верно служивший ещё Людовику XV, а потом именем Революции гильотинировавший Людовика XVI и Робеспьера. Кхе, прямо-таки пятьдесят лет в строю.

Обоз всегда с победителем? Так кто сейчас прибыл от Ратного к вам на переговоры — народный трибун или палач? А пауза-то затянулась, хотя Бурея это никак не задевает. Вон как насмешливо глазенками буравит — дойдет до сопляка или нет, какое ему доверие оказано? Что ж, удивил ты меня, спорить не стану. Но и у меня для тебя открытий чудных припасено".

Мишка вернул Бурею пристальный взгляд:

— Уверен. Ты жить хочешь. А если меня порешишь, так из крепости не выйдешь. А выйдешь — тебе же хуже. Отроки просто болтами изрешетят, а дед убивать будет долго и вдумчиво. Он не хуже тебя это умеет. Да и сотня после этого вряд ли выживет. А ты ведь за сотню говорить пришел, а, Серафим Ипатьич?

— Хрр… Как повернул, сученыш… Значит, говоришь, твоя голова всего Ратного стоит? Не дорого ли оценил? Или на княжью гривну надеешься? Смотри, тяжела, как бы она тебе хребет не переломила…

— Не легка, ясное дело. Только хребет-то не мне одному в случае чего переломит — всей сотне. Или ты не знаешь, что эта княжья милость о двух концах — с одной стороны князь за нее дергает, а на другом — Ратное. Князь не на меня удавку накинул — на всех. Но именно потому, что накинул — дал надежду на будущее. Никому сила неуправляемая не нужна, а уж князю и подавно.

— А ты уже и за сотню решать взялся?

Бурей бухнул оба локтя на стол и навалился со своей стороны на столешницу всей тушей, от чего его горб стал выделяться ещё явственнее. На Мишку пахнуло хорошо выдержанным перегаром и чесноком. Он поморщился, помахал ладонью перед носом:

— Ты уж на меня не дыши, Серафим Ипатьич, а то боюсь захмелеть от одного запаха. Вон, поручик Василий с утра на дыру в нужнике рычит — водяного пугает, да углы сшибает — башка в ворота не пролезает…

Решать, говоришь? А выбор у меня был? Вот ты чего с цепным кобелем сделаешь, если он не только на чужих кидается, а и тебя не слушает? Зачем князю сотня, которая поперек его воли становится? Так что сам думай, чего моя башка теперь стоит…

— Гы-ы, уморил!.. — неожиданно Бурей искренне заржал, откинувшись назад так, что чуть не свалился со скамьи. — Водяного рыком пугает, говоришь? Сам придумал?

— Нет, водяной с утра нажаловался! — проворчал Мишка. — Зачем надо было отрока до такого доводить? Молод — успеет ещё свою меру выпить…

— Да кто ж его доводил? — искренне возмутился обозный старшина. — Всего-то и налили кружку неполную. Ему хватило. Сильна у грека яблоневка! С той, что мы давеча из-за болота добыли, и рядом не стояла…