Сны играют организующую роль в автобиографии, или мемуарах, еще одного советского писателя, стремившегося и приспособиться к новой жизни, и остаться самим собой, – Вениамина Каверина (1902–1989). Начиная с 1960‐х годов он опубликовал целую серию мемуаров. В год его смерти вышел в свет последний их вариант под названием «Эпилог» (1989). В этом итоговом документе, не предназначенном для печати при жизни автора, Каверин старался показать читателю, что, хотя ему и посчастливилось пережить все советское время в роли успешного писателя, позиция его по отношению к власти не была однозначной. В аннотации от издательства «Эпилог» описан как книга, исполненная психологизма, и «не просто воспоминания», а «глубоко личная книга о теневой стороне нашей литературы», «о деформации таланта», о компромиссе с властью и о стремлении этому компромиссу противостоять. Выразить эту «теневую» сторону было нелегко, и сны занимают в этой автобиографии ключевое место.
Записью сна завершается важнейшая глава, «Один день 1937 года». Это своего рода ретроспективно написанный дневник: попытка реконструировать один день самого страшного времени. Но как передать «ощущение того, как мы жили в годы террора»: унизительный страх, выработавшуюся привычку «железной осторожности», «всепроникающее чувство неуверенности», «замок на губах»? Столкнувшись с этой проблемой, Каверин повторяет слова Лидии Чуковской: «Мои записи эпохи террора примечательны, между прочим, тем, что в них воспроизводятся полностью одни только сны. Реальность моему описанию не поддавалась; больше того – в дневнике я и не делала попыток ее описывать. Дневником ее было не взять…»332
Глава кончается так: «Это был ничем не замечательный, обыкновенный день. Зато ночь была совсем другая. Мне приснился сон, который я записал, – и вот теперь, перелистывая старые черновые тетради, я наткнулся на эту запись. Вот она: