Советская поэзия. Том первый

Довольно кукситься, бумаги в стол засунем,Я нынче славным бесом обуян,Как будто в корень голову шампунемМне вымыл парикмахер Франсуа.Держу пари, что я еще не умер,И, как жокей, ручаюсь головой,Что я еще могу набедокуритьНа рысистой дорожке беговой.Держу в уме, что нынче тридцать первыйПрекрасный год в черемухах цветет,Что возмужали дождевые червиИ вся Москва на яликах плывет.

Не волноваться: нетерпенье — роскошь.Я постепенно скорость разовью,Холодным шагом выйдем на дорожку,Я сохранил дистанцию мою.

‹7 июня 1931 г.›

* * *

Мастерица виноватых взоров,Маленьких держательница плеч,Усмирен мужской опасный норов,Не звучит утопленница-речь.

Ходят рыбы, рдея плавниками,Раздувая жабры. На, возьми,Их, бесшумно окающих ртами,Полухлебом плоти накорми!Мы не рыбы красно-золотые,Наш обычай сестринский таков, —В теплом теле ребрышки худыеИ напрасный влажный блеск зрачков.Маком бровки мечен путь опасный…Что же, мне, как янычару, любЭтот крошечный летуче-красный,Этот жалкий полумесяц губ.

Не серчай, турчанка дорогая,Я с тобой в глухой мешок зашьюсь,Твои речи темные глотая,За тебя кривой воды напьюсь.Ты, Мария, — гибнущим подмога.Надо смерть предупредить, уснуть.Я стою у твердого порога —Уходи, уйди, еще побудь!..

‹Февраль 1934 г.›

* * *

Да, я лежу в земле, губами шевеля,Но то, что я скажу, заучит каждый школьник:На Красной площади всего круглей земля,И скат ее твердеет добровольный,На Красной площади земля всего круглей,И скат ее нечаянно-раздольный,Откидываясь вниз — до рисовых полей,Покуда на земле последний жив невольник.

‹Май 1935 г.›

СТАНСЫ