Советская поэзия. Том первый

Я не хочу средь юношей тепличныхРазменивать последний грош души,Но, как в колхоз идет единоличник,Я в мир вхожу, — и люди хороши.Люблю шинель красноармейской складки,Длину до пят, рукав простой и гладкийИ волжской туче родственный покрой,Чтоб, на спине и на груди лопатясь,Она лежала, на запас не тратясь,

И скатывалась летнею порой.Проклятый шов, нелепая затея,Нас разлучили. А теперь, пойми,Я должен жить, дыша и большевея,И, перед смертью хорошея,Еще побыть и поиграть с людьми!Подумаешь, как в Чердыне-голубе,Где пахнет Обью и Тобол в раструбе,В семивершковой я метался кутерьме.Клевещущих козлов не досмотрел я драки,

Как петушок в прозрачной летней тьме,Харчи, да харк, да что-нибудь, да враки, —Стук дятла сбросил с плеч. Прыжок. И я в умеИ ты, Москва, сестра моя, легка,Когда встречаешь в самолете братаДо первого трамвайного звонка, —Нежнее моря, путаней салатаИз дерева, стекла и молока.Моя страна со мною говорила,

Мирволила, журила, не прочла,Но возмужавшего меня, как очевидца,Заметила — вдруг, как чечевица,Адмиралтейским лучиком зажгла.Я должен жить, дыша и большевея,Работать речь, не слушаясь, сам-друг.Я слышу в Арктике машин советских стук,Я помню все — немецких братьев шеиИ что лиловым гребнем ЛорелеиСадовник и палач наполнил свой досуг.

И не ограблен я, и не надломлен,Но только что всего переогромлен.Как «Слово о полку», струна моя туга,И в голосе моем после удушьяЗвучит земля — последнее оружье —Сухая влажность черноземных га…

‹Май — июнь 1935 г.›

РИМ