Советская поэзия. Том второй

Сюда, к просторам вольным, северным,где крякал мир и нерестился,я прилетел, подранок, селезень,и на Печору опустился.И я почуял всеми нервами,как из-за леса осияннопахнуло льдинами и нерпамив меня величье океана.Я океан вдохнул и выдохнул,

как будто выдохнул печали,и все дробинки кровью вытолкнул,даря на память их Печоре.Они пошли на дно холодное,а сам я, трепетный и легкий,поднялся вновь, крылами хлопая,с какой-то новой силой летною.Меня ветра чуть-чуть покачивали,неся над мхами и кустами.Сопя, дорогу вдаль показывали

ондатры мокрыми усами.Через простор земель не паханых,цветы и заячьи орешки,меня несли на пантах бархатныхвеселоглазые олешки.Когда на кочки я присаживался, —и тундра ягель подносила,и клюква, за зиму прослаженная,себя попробовать просила.

И я, затворами облязганный,вдруг понял — я чего-то стою,раз я такою был обласканныйтвоей, Печора, добротою!Когда-нибудь опять, над Севером,тобой не узнанный, Печора,я пролечу могучим селезнем,сверкая перьями парчово.И ты засмотришься нечаяннона тот полет и оперенье,

забыв, что все это не чье-нибудь —твое, Печора, одаренье.И ты не вспомнишь, как ты пряталаменя весной, как обреченното оперенье кровью плакалов твой голубой подол, Печора…

1963

Граждане, послушайте меня…

Д. Апдайку