Советская поэзия. Том второй

В 1837 году под Петербургом убили Пушкина.

В 1837 году в Петербурге выкупили из крепостной зависимости Шевченко.

Свободен Пушкин — в небе свободно.Свободен Шевченко — имеет правоОтныне ездить когда угодноХоть от Кавказа и до Варшавы.В люди его предлагали вывести:«Иди на задних лапках за нами».Ему сулили царские милостиИ соблазняли его чинами.Ему похвалы выдавали законники —Грехов отпущенье в письменном виде.Его исключали из светской хроники:Из этого, думали, что-то выйдет.А после, глазки прищурив заячьи,Храня в зрачках ледяной заслон,

К нему приглядывались, размышляючи,Во сколько монет обойдется он.Почем она, улыбка поэта?За сколько и кто подхихикнуть может?«Смейся!» — велят. Несмотря на это,Губы поэта гримаса корежит.Пытают, грозят — пошло, томительно, —Слова словно погреб,Слова как грязь…Доволен царь, когда сочинителиПоказывают зубы, только смеясь!Одного — повесили, другой — веселится,Один — во злате, другой — во зле.А ты сквозь набрякшие подлостью лицаПлывешь, плывешь, как лодка во мгле.На берег выйдешь — там тоже пусто,

Но — снова смейся! Не потому лиШевченко смеется, словно Пушкин,Который только что встретил пулю.Над мертвым Пушкиным царь колдует,А ты свободный — над всем встаешь,А судьи почтенные негодуютИ в пальцах унять пытаются дрожь.Клеветники по следу пущены —Наивернейшие слуги застенка…Над непросохшею кровью ПушкинаУже проступает кровь Шевченко.На царских поминках — зловонный ладан.Есть ярость, когда свободы нет.Поэт умрет за народ, коль надо,А это значит — вечен поэт!Друг другу видны и слышны давно вы,

И вдоль дороги — то здесь, то там —Яблони важно кивают вам,А на ладони — цветок пунцовый,Словно бы с кровью пополам.

АЛЕКСАНДР КУШНЕР

(Род. в 1936 г.)

^{276}

«Когда тот польский педагог…»

Когда тот польский педагог^{277},В последний час не бросив сирот,Шел в ад с детьми и новый Ирод^{278}Торжествовать злодейство мог,Где был любимый вами бог?Или, как думает Бердяев^{279},Он самых слабых негодяевСлабей, заоблачный дымок?

Так, тень среди других теней,Чудак, великий неудачник.Немецкий рыжий автоматчикЕго надежней и сильней,А избиением детейПолны библейские преданья,Никто особого вниманьяНе обращал на них, ей-ей.Но философии урокТоски моей не заглушает,И отвращенье мне внушаетНездешний этот холодок.Один возможен был бы бог,Идущий в газовые печиС детьми, под зло подставив плечи,Как старый польский педагог.

«Четко вижу двенадцатый век…»