Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве, 1941-1991

Это было лишь началом длинной череды унижений. Вместе с несколькими другими бывшими офицерами автора этих воспоминаний отвели в «невообразимо грязный пустой сарай». В течение двух дней они ничего не ели и вынуждены были просто ждать. «Потом двух наших товарищей вызвали и увели. Один из них вскоре вернулся, но отказался отвечать на наши расспросы; другой так и не появился. Поздней ночью вызвали меня. Следователь, … вместо того, чтобы приступить к допросу, начал осыпать меня обвинениями. Почему я позволил себя схватить? Почему я не сбежал? Почему я согласился работать на немцев? Почему я не занимался саботажем? Почему я, находясь в заключении, не убил ни одного немца? Почему я ничего не предпринял, чтобы ликвидировать кого-то из тех, кто присоединился к армии Власова? Я спросил его, когда и в какую армейскую часть меня направят. Он ухмыльнулся и сказал, что сначала мне придется искупить свою вину перед Родиной и избавиться от тлетворной идеологии. И тут мне уже не удалось сдержаться: меня, человека, который храбро сражался до последнего, который был дважды ранен и едва не лишился руки, который испытал все муки плена и подневольного труда, который отказался вступать во власовскую армию, который никогда в жизни не делал ничего постыдного, – обвинили в измене и лишили наград, честно завоеванных в бою? Было ли это правосудием? Я сказал, что пожалуюсь маршалу Жукову и потребую тщательного расследования. На это он ответил потоком площадной брани». К еще большему унижению бывших советских офицеров, их заставили переодеться в грязную и изодранную немецкую форму, «будто снятую с трупов», загнали в товарный поезд – по шестьдесят два человека в вагон – и отправили в Сибирь, куда-то за тридцать-сорок километров от Омска. По прибытии автор этих воспоминаний, знавший немецкий язык, был назначен переводчиком в лагерь для немецких военнопленных[511]

.

Дьяков избежал подневольного путешествия в Сибирь, но жесткие тиски государственного контроля пришлось ощутить и ему. Фильтрационный лагерь, через который он прошел, обслуживал угольную шахту; покинуть ее после освобождения было невозможно из-за особенностей трудового законодательства военного времени. «Те, кто прошел фильтрацию, не могли покинуть город, пока не получат специального разрешения. Они жили в обшарпанных и разрушенных общежитиях и в палатках, продолжая работать в шахтах, теперь уже в качестве бесплатной рабочей силы». Некоторые пытались приспособиться к ситуации и устраивали так, чтобы их жены приезжали и жили с ними – по крайней мере, до тех пор, пока не разрешат вернуться домой. Дьяков пытался избежать тяжелого шахтерского труда, поскольку реалистично понимал, что он сведет его в могилу. Его добрые отношения со следователем СМЕРШа позволили ему – за чаем и пирожными, поданными во время заключительного допроса (!) – договориться о своем освобождении для работы на поверхности. Оказавшись за пределами лагеря, Николай соглашался на любую неквалифицированную работу на местных стройках, а способность завязывать дружбу и обзаводиться связями позволяла ему выживать, опираясь на поддержку других людей. Все имущество Дьякова после фильтрации состояло из носимой одежды и одной смены нижнего белья. Чтобы белье не украли из палатки, в которой он жил, Дьяков отдал его на хранение своему другу, профессиональному строителю с той же стройки, располагавшему нормальным жильем[512]

.

Когда ему наконец удалось уволиться со стройки и начать переговоры об устройстве в местную газету, клеймо бывшего военнопленного впервые напомнило о себе: редактор посчитал рискованным нанимать его в качестве журналиста и вместо этого предложил работать корректором с более низкой зарплатой. В порыве возмущения Дьяков решился на смелый шаг. Он отправился в городское управление МГБ, чтобы спросить у местных чекистов, разрешается ли ему, как бывшему военнопленному, официально работать журналистом. «А почему бы и нет, если вас это устраивает? – вспоминает он ответ улыбающегося сотрудника госбезопасности. – Я вас знаю по вашим статьям в газете и по другим материалам». Дьяков изложил ему свою проблему, а офицер, позвонив в редакцию, сказал, что «его корректор» не представляет угрозы для безопасности государства. Похлопав Дьякова по спине, он отпустил ошеломленного мужчину восвояси. «Бог мой! Хорошие чекисты…» – подумал Дьяков. Этот крайний случай показывает, к чему иногда могло привести обращение в государственные органы, если повезет попасть на «хорошего» чиновника. Трудоустройство в газете улучшило его жилищное положение: теперь он мог переехать из палатки в комнату в коммуналке. Однако все, чего удалось достичь с таким трудом, рискуя и уповая на чудо, испарилось почти в одночасье: новый секретарь райкома партии вдруг захотел знать, почему в партийном органе работает беспартийный сотрудник – и в феврале 1947 года Дьякова уволили[513].