Сожженные революцией

Коллонтай намеренно неточна. Это была не перестрелка, а стрельба в одну сторону. Смертельно ранен протоиерей Пётр Скипетров, пятидесятипятилетний священник, полжизни прослуживший в детских приютах. Добрый батюшка обездоленных детей. Тех самых, о которых болело сердце Шуры Домонтович-Коллонтай.

Какая осмысленная нелепость!

На защиту лавры сбежались толпы верующих. Зазвонили колокола. По всему городу пошли крестные ходы. Патриарх Тихон предал анафеме виновников кровопролития. Советская власть была ещё слишком слаба, чтобы громить Церковь. Не настало время. Отступили. Сам Ленин пожурил за опасную ретивость Наркомат госпризрения и лично товарища Коллонтай.

Она никогда не признавала своей неправоты; не признала и на этот раз. Но, может быть, матросская пуля, вознёсшая к мученичеству отца Петра, задела рикошетом и её душу…

Во всяком случае, дни её пребывания в правительстве были сочтены. Поток революции нёс всех и вся неведомо куда – в хаос, из которого рождалось страшилище Гражданской войны.

В России настало время, когда, казалось, можно всё творить, на всё замахиваться, реализовывать любые мечты и утопии. Четыре месяца на посту наркома госпризрения были наполнены жаркой деятельностью: подготовкой и изданием декретов, долженствовавших защитить права женщин и детей, разрушить устои старой «буржуазной» семьи и выработать принципы новой семьи, коммунистической, – на основе пролетарского коллективизма, равенства полов, отсутствия домашней эксплуатации… Но всё разбивается о реальность: кругом нарастающий хаос, разруха, насилие. В стране хозяйничают несколько миллионов вооружённых озлобленных мужиков. Какое тут социальное обеспечение!

После заключения Брестского мира Дыбенко с Коллонтай вместе с Совнаркомом уехали из умирающего Петрограда в шумно дышащую Москву. И снова – теперь уже вместе – они пытаются плыть поперёк могучего потока. Брестский мир для них – капитуляция перед ненавистным империализмом. На IV чрезвычайном съезде Советов, проходившем в марте 1918 года в Москве, Коллонтай клеймит подписанный по инициативе Ленина договор: он не больше, чем бумажка, которую подписали с тем, чтобы не соблюдать. Уже началась – говорит она – другая война, определённая, ясная война белых и красных… Нужно создавать интернациональную революционную армию… Если погибнет наша Советская Республика, наше знамя поднимут другие…

Сразу же после съезда она уходит из правительства. Вместе с ней покидает свой пост и Павлуша. Вдохновлённые совместным бунтарством, товарищи Коллонтай и Дыбенко публикуют в газетах объявление о том, что они сочетались первым в республике гражданским советским браком. Пример всем: никаких венчаний, регистраций. Свободные буревестники революции объявляют товарищам о своём союзе.

Известие о «коммунистическом браке» было опубликовано в тот же день, что и постановление об отдании Дыбенко под трибунал. На следующий день он арестован по личному распоряжению Дзержинского. Ещё через несколько дней освобождён из-под ареста по ходатайству и за поручительством гражданской супруги. (Попробовали бы не освободить! Примчавшиеся из Питера в Москву толпы матросов чуть не разнесли дом, в котором помещалась ЧК.) Бросив свою поручительницу, Дыбенко немедленно уезжает из Москвы и приступает к активному революционному буйству в рядах анархистов и левых эсеров в разных уголках необъятной России. Ленин шутил: мол, надо приговорить Дыбенко и Коллонтай к нескольким годам взаимной верности, это будет для них худшим наказанием.

Но идеал оказался недостижим – ни в личной жизни, ни в социально-политической борьбе. 1917 год был для Коллонтай временем высочайшего политического и жизнетворческого взлёта; год 1918-й – началом великих разочарований.

Грязно-кровавые волны русской смуты унесли Павла Дыбенко вдаль от Москвы. В июне – июле он чуть-чуть не успел примкнуть к антибольшевистскому выступлению левых эсеров и к мятежу красного главкома Муравьёва в Самаре. После этого оказался в оккупированной австро-германцами Одессе: якобы (по позднейшей советской версии) на подпольной работе; на самом деле, по-видимому, бежал от большевистской диктатуры. Понятия «Дыбенко» и «подпольная работа» столь несовместны, что уже в августе 1918 года он попался: в Крыму был арестован татарами, выдан немцам, обменян на немецких офицеров, оказавшихся в плену у красных. Впрочем, это тоже лишь версия.

Из сводки ГУГБ НКВД за 2 апреля 1938 года:

«Дыбенко сознался в том, что в 1918 году, будучи послан ЦК ВКП(б) на нелегальную работу на Украину с явкой в Одессу, он выехал в Крым и в Симферополе был арестован немецкой разведкой. Находясь в Симферопольской тюрьме, Дыбенко был завербован немецкой разведкой – офицером Крейцином – для шпионской работы, после чего был освобождён из тюрьмы»[197].