Сожженные революцией

Вот они, представительницы прекрасного пола во главе революционных масс… Правда, на слова «прекрасный пол» они бы обиделись, что опасно для обидчика: револьвер из кобуры или росчерк на расстрельном мандате – и отправляйся, контра, «в штаб Духонина». Эти «Свободы на баррикадах» – куда решительнее, смелее и радикальнее самых отчаянных революционеров-мужчин. Видим мы их под красным знаменем большевизма и под чёрным знаменем анархии – но чёрное идёт им больше. Их носили на руках буйные революционные матросы. Нередко их орудием становился террор. Александра Коллонтай, Мария Спиридонова, Лариса Рейснер – имена знаменитые. А сколько их, не менее ярких, забыто! Уникальна посмертная судьба Марии Никифоровой: о ней немного известно, а между тем её имя сделалось нарицательным. Маруся – на языке того времени – предводительница никому не подвластного самостийного революционного воинства. Просто Маруся – и всё.

Её биография тонет в тумане бесчисленных легенд; её образ сконструирован из угловатых парадоксов. Даже в описании её внешности свидетели, сходясь до тождества, расходятся до противоположности. Приведём несколько портретных зарисовок. Первые четыре очевидца наблюдали нашу Марусю примерно в одно и то же время, в 1918 году; последняя – Екатерина Никитина – девятью годами раньше.

Некто Чуднов М. Н., бывший анархист:

«Женщина лет тридцати двух или тридцати пяти, среднего роста, с испитым, преждевременно состарившимся лицом, в котором было что-то от скопца или гермафродита, волосы острижены в кружок. На ней ловко сидел казачий бешмет с газырями. Набекрень надета белая папаха»[200].

Владимир Александрович Амфитеатров-Кадашев, сын известного писателя Александра Амфитеатрова, журналист, белогвардеец, эмигрант:

«Девка красивая, безусловно, лихая, она, одетая в полумужской костюм, в короткой юбке, в высоких сапогах, с револьвером за поясом, скакала на лошадях, возбуждая восторг в разных проходимцах, составлявших её шайку»[201].

Красный комиссар Киселёв:

«Ей около тридцати, худенькая, с измождённым лицом, производит впечатление старой, засидевшейся курсистки»[202].

Маргарита Сабашникова, художница, известная персона Серебряного века, одна из жён Максимилиана Волошина

:

«У неё был очень усталый голос и бесконечно печальные глаза, какие я видела у многих чекистов»[203].

Екатерина Никитина, член Боевой организации эсеров-максималистов, тюремная сокамерница Маруси:

«Худое и серое лицо, бегающие карие глаза, коричневые волосы, остриженные в скобку, невысокая коренастая фигура, размашистые судорожные движения, срывающийся неровный голос – такого “политического” типа мы ещё не видали!»[204]

Чем глубже в прошлом воспоминания – тем больше поэтических искр. Наиболее романтизированное описание – в мемуарных набросках шестидесятилетней Зоры Борисовны Гандлевской о далёкой революционно-подпольной юности в белогвардейском Крыму:

«Маруся – шатенка, стриженая с тёмно-карими глазами, худенькая. Глаза у неё были какого-то особенного оттенка, очень своеобразные и запоминающие (так. – А. И.-Г.). Платье из тёмно-синей тафты не лежало, не ниспадало, а по своей жёсткости создавало какие-то прямые линии и усиливало её худенькую фигурку (чуть ниже среднего роста), скорее мальчишескую, чем женскую, так как округлостью форм она не обладала. Стрижка, особое выражение глаз, фигура в этом стоящем платье чем-то напоминали Жанну д’Арк»[205].

Цельный образ не склеить. Жанна д’Арк, похожая на скопца или гермафродита… Печальные и, однако, бегающие глаза… Засидевшаяся курсистка – и вдруг в бешмете с газырями… Красивая девка с испитым, состарившимся лицом…

Столь же бестолково разнятся оценки её действий, характеристики повадок.

«На обычные вопросы – откуда, кого знает, по какому делу – провралась немедленно. А уж если врёт о деле, – плохой признак: уголовная повадка, ни в чём верить нельзя»[206]

 (Никитина).

«Я давно знаю М. Г. Никифорову. Это идеалистка в лучшем смысле этого слова… Честнейший человек, которых (так в оригинале. – А. И.-Г.) я когда-либо знал»[207] (Аполлон Карелин, член ВЦИКа Советов, длиннобородый пророк мистического анархизма. Из показаний по делу Марии Никифоровой).

«Воспрославилась реквизицией в свою пользу всех шёлковых чулок в городе [Александровске]» (Амфитеатров-Кадашев).

«…Полнейшее её бескорыстие вне всякого сомнения… Она была и остаётся убеждённым врагом всяких экспроприаций…» (Карелин).