Сожженные революцией

Врагом и победителем безоглядной Александры Михайловны оказались не социальные условия и предрассудки, а сама природа, в которой женщина и мужчина не тождественны друг другу. Оказалось, что и в стране военного коммунизма женщины хотят быть матерями и жёнами, зависимыми, подвластными хранительницами очага, рабынями кухни, домашней прислугой для своих мужей и детей. Не все, конечно, но многие. Поэтому бесплодными были усилия Коллонтай и её единомышленниц по созданию домов-коммун с общими столовыми, фабриками-кухнями, фабриками-прачечными и детскими садами. Обитательницы этих райских кущ при первой возможности предпочитали заводить в своей комнате примус и корыто, варить, парить и стирать, словом, обзаводиться хозяйством маленьким и неудобным, но своим. Их мужья по-прежнему склонны были уважать только себя и своё дело, пренебрегать интересами и потребностями жён, иногда выпивать лишнее, да к тому же ещё и гулять на стороне. На этой почве возникали склоки и дрязги, драмы и трагедии, как будто и не было никакой революции. Социальная утопия не хотела становиться реальностью.

Мирная жизнь возвращалась, волоча за собой мешок обывательских привычек. Кем оказался Шурочкин великолепный Павлуша, когда отбушевали вольные ветры смуты и ему пришлось, сложив крылья, опуститься на мирный насест? Обыкновенным советским выскочкой-начальником, крикуном, бабником и пьяницей, да к тому же и неудачником: выше начальника захолустного военного округа ему подняться так и не дали. Последние пятнадцать лет его жизни вплоть до ареста в феврале 1938-го – скучны и ничем не примечательны…

А она?

Письмо к Андреевой писалось уже в Норвегии, куда Коллонтай была назначена полпредом по её собственной просьбе. Это неудивительно. Революционная лава в России угасала, образуя причудливые извивы нэпа. Что такое нэп? Тройственный союз бюрократизирующегося партаппарата, обывательского стремления к покою и коммунистической идеологии, которая всё более каменеет в оторванной от жизни догме. Коллонтай не могла не понимать, что наступающее время – не её время. Попросилась на дипломатическую работу: Страна Советов как раз в это время стала налаживать отношения с внешним миром. Её просьбу охотно уважили – сплавили с глаз долой поперечного человека.

Засим следует уже другая жизнь, другая история. Коллонтай – первая в мире женщина-посол, что весьма почётно. Но все жизненные цели, все труды и всё горение предшествующих тридцати лет остались где-то в стороне, в некоем странном полуреализованном состоянии. Как предавшие и отрёкшиеся друзья.

Работали – и вовсю – два запущенных ею механизма: строилась система охраны материнства и детства; яростно уничтожалась Церковь, и пули, родственницы той, прожужжавшей 19 января в заснеженной лавре, убивали священников тысячами, десятками тысяч. Хорошо знакомые Александре Михайловне ангелы и демоны действовали в стране, в которой она не жила, в которой её имя постепенно забывали.

Интересно, вспоминал ли о своей необыкновенной Шуре враг народа Павел Дыбенко в тюремной камере в перерывах между допросами и избиениями? И когда подписывал признания в том, что он бывший агент охранки, немецкий и американский шпион? И когда шёл по выкошенной июльской траве, по полигону «Коммунарка» к широкой и глубокой общей могильной яме? Что он вспомнил и о чём успел подумать, когда ощутил за своим затылком сверлящее дыхание револьверной пули?

На известие о расстреле своего революционного суженого госпожа посол СССР в Швеции Александра Михайловна Коллонтай ответила полным и безоговорочным молчанием.

Круг восьмой

Маруся Никифорова, Нина Нечволодова

Женообразие смерти

Духовный труженик, влача свою веригу,Я встретил юношу, читающего книгу.Он тихо поднял взор – и вопросил меня,О чём, бродя один, так горько плачу я.И я в ответ ему: «Познай мой жребий злобный:

Я осуждён на смерть и позван в суд загробный —И вот о чём крушусь: к суду я не готов,И смерть меня страшит». —«Коль жребий твой таков, —Он возразил, – и ты так жалок в самом деле,Чего ж ты ждёшь? зачем не убежишь отселе?»

А. С. Пушкин

I

«Товарищ, вы мужчина или женщина?»

У войны, говорят, не женское лицо. Однако же слово «война» в русском языке женского рода. Бывает – в её устрашающем лике проступают женские черты, и от этого становится по-нездешнему жутко.

Анархистский вердикт «Дух разрушающий есть дух созидающий» отражается в зеркале революции – и в опрокинутом свете читаем: «Женская природа рождающая есть бездна уничтожающая».