Я позвонил Йену Фрэнклину и Полу Шапира — друзьям, которые поддерживали со мной связь и всегда оказывали поддержку. Йен был сосудистым хирургом-консультантом, с которым мы впервые встретились во время операции — мне понадобилась помощь специалиста. У пациента был рак, и в ходе операции неожиданно выяснилось, что опухоль приросла к важному кровеносному сосуду. В то время Йен находился в больнице Чаринг-Кросс, расположенной в другой части Западного Лондона, и я попросил его приехать. Пока он добирался, мой пациент лежал на операционном столе. Благодаря безупречным техническим навыкам Йена пациент прекрасно восстановился после операции. Позднее Йен на собственные средства создал сайт в мою поддержку. Пол, которого, к сожалению, уже нет в живых, в прошлом был моим пациентом, а потом стал близким другом. Раньше мы вместе сидели в пабе, расположенном недалеко от его дома в Илинге, и я рассказывал, как тяжело жилось за решеткой.
Женщины моей семьи похудели — чувствовалось, что они, как и я, были сильно травмированы произошедшим. Им было грустно, они плохо спали и утратили аппетит. В тюрьме я ходил на курсы помощи жертвам, где нам рассказывали о влиянии последствий преступления на семью заключенного.
Впервые с тех пор, как я оказался в тюрьме, мы с Кэтрин могли побыть наедине. Наконец появилась возможность поговорить без детей. Она подтвердила мои догадки: члены семьи были травмированы, и она тоже чувствовала упадок сил. Я знал, что она сильный человек, и мы оба надеялись, что меня скоро выпустят из тюрьмы. Пытаясь подбодрить ее, я говорил, что осталось всего шесть месяцев, хотя знал, что каждый день в тюрьме — это ад.
Было чудесно снова оказаться дома и спать в своей постели. Время летело незаметно.
В тюрьме я не мог выходить в Интернет, а пользоваться телефоном было сложно. Тем не менее мне хотелось связаться с Британской медицинской ассоциацией, своим профсоюзом, и спросить, как получить информацию от «Би-Эм-Ай» — головной организации, владеющей больницей имени Клементины Черчилль. Она могла понадобиться для обжалования обвинительного приговора. Я знал, что в Британской медицинской ассоциации был юридический отдел, в который обращались некоторые знакомые врачи.
Я позвонил туда из дома, и кто-то из офиса Британской медицинской ассоциации снял трубку.
— Чем могу помочь?
— Меня зовут Дэвид Селлу, я член профсоюза.
Рассказав, что был хирургом-консультантом, я кратко описал свое дело, сказал сотруднику, что меня на несколько дней отпустили из тюрьмы, и объяснил ему причины, по которым звонил.
— Получается, вас посадили в тюрьму за преступление? — сказал он резко.
— Если хотите — да. Я объяснил вам ситуацию.
— Подождите минуту. Я свяжу вас с сотрудником, который исключит ваше имя из нашего списка. Согласно политике нашей организации мы прекращаем работу со всеми, кто был осужден за преступление.
Я повесил трубку.
Почти 40 лет я платил Британской медицинской ассоциации, а теперь, когда больше всего нуждался в их помощи, они собирались меня бросить.
Если бы мой коллега позднее не пожаловался одному из руководителей Британской медицинской ассоциации, она бы действительно отвернулась от меня.
Следующая поездка домой в сентябре была не настолько скомканной. Теперь мы были лучше подготовлены. Не нужно было заезжать к офицеру пробации, и я мог провести дома на день больше. Дженни Вон и ее муж Мэтт, наши друзья и защитники, пришли к нам на ужин. Дженни была неврологом-консультантом, мы вместе работали в больнице Илинг, а Мэтт — колоректальным хирургом-ординатором.
Мы чудесно поужинали, и друзья заверили меня, что возглавят работу по обжалованию обвинительного приговора. Дженни изучила дело и была лучше знакома со всеми его подробностями, чем кто-либо, включая моих юристов. Она была страстным борцом за справедливость, возглавив несколько лет назад кампанию против закрытия отделения хирургии груди, и добилась успеха. Ее привела в ярость несправедливость, обнаруженная в больничном расследовании, обвинениях, судебном процессе и приговоре. Я предупредил ее, что дело, за которое она берется бесплатно, будет времязатратным и сложным.
— Сколько знаю Дженни, она всегда была крестоносцем и всегда найдет повод для новой кампании, — сказал Мэтт. — Твое дело будет самым сложным, Дэвид. Не беспокойся обо мне и нашей семье. Мы всегда поддержим Кэтрин и тебя.
— Дэвид, читая комментарии судьи к твоему приговору, я не узнаю в них коллегу, о котором идет речь, — добавила Дженни. — Одно только это побуждает меня взяться за твое дело. Кроме того, если мы не добьемся отмены обвинительного приговора, то создадим плохой прецедент для всех медицинских работников, а никто не хочет работать в атмосфере страха. Мы не считаем себя выше закона, но это несправедливый закон, а выдвинутое тебе обвинение нелепо.