Спасал ли он жизни? Откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор

Мы решили не возвращаться к тюремным новостям в течение вечера, разве что мне захочется выговориться. На следующий день я пошел по магазинам, чтобы купить нашему сыну Джеймсу открытку и подарок на день рождения. Мне пришлось одолжить денег: дебетовые и кредитные карты были заблокированы на время пребывания в тюрьме.

Шурин Том Кэмпбелл и его жена Джози приехали к нам в гости в последний день моего пребывания дома. Джози, которую я в последний раз видел задолго до попадания в тюрьму, была слишком вежлива, чтобы сказать, как сильно я похудел, лишь отметила, что я «в хорошей форме». Том предложил отвезти меня в тюрьму, чтобы Кэтрин могла отдохнуть от долгих поездок на машине. Оказалось, согласно правилам, меня могла привезти обратно не та машина, что забрала.

Ноябрьская поездка домой выпала на мой день рождения, потом меня отпустили на Рождество. В прошлом году оба этих праздника я провел в тюрьме.

Когда я поехал домой на Рождество, собралась вся семья, и это была последняя поездка домой перед окончательным освобождением, которое должно было состояться примерно через пять недель.

3 февраля 2015 года

Нужно было уладить несколько формальностей, и я хотел убедиться, что не уношу из тюрьмы ничего не принадлежавшего мне. Важно было подготовить все бумаги, необходимые для освобождения, чтобы не задерживаться в тюрьме по какой-нибудь бюрократической причине. Мне сообщили, что согласно статье в тюремном законе я мог получить деньги за каждый проведенный в тюрьме день после назначенной даты освобождения, но меня это не интересовало.

Я просто хотел снова оказаться на свободе.

Я несколько раз ходил в кабинет надзирателей в своем корпусе и всегда слышал, что все в порядке. Офицер пробации представил отчет, поддерживая мое возвращение домой. Я не нарушал никаких правил и вернул все библиотечные книги. Получая в медцентре разрешение на освобождение, я запросил свою медицинскую карту. Обычно специалисты тюремного медцентра не передавали терапевтам на свободе информацию о болезнях, перенесенных заключенным в тюрьме, и лекарствах, прием которых ему следовало продолжить после освобождения.

Администратор усомнилась, что я способен сохранить собственную медицинскую карту. Она спросила, понимаю ли я ее важность и можно ли

мне доверить передачу карты терапевту, подчеркнув, что, если карта будет утеряна, в тюремном медцентре не останется копии, и тюрьма снимет с себя всю ответственность. Администратор ничего не знала о моем медицинском прошлом, и я решил, что сейчас не лучшее время, чтобы рассказывать ей о нем. Я заверил, что смогу сохранить карту и написал расписку об ответственности за ее передачу своему терапевту. Мне выдали двухнедельный запас таблеток от гипертонии, велев как можно скорее посетить терапевта и обсудить с ним дальнейший ход лечения.

Я собрал много материала по изучению арабского и французского и гордился, что самостоятельно научился читать и писать по-арабски. За месяцы лишения свободы я сделал много записей о тюремной жизни, которые позднее легли в основу этой книги, и опасался, что их конфискуют.

В корпусе стоял огромный бак для одежды, обуви и постельного белья. После стирки их должны были передать новоприбывшим заключенным. Комнату нужно было сдать безупречно чистой, и последние сутки я посвятил уборке. Я купил множество специй, масло и овощи, но не хотел забирать их с собой, поэтому отдал друзьям из корпуса.

В день освобождения я проснулся в 05:30 и сложил оставшиеся вещи, последний раз тщательно прибрал в комнате. В 06:00 большинство людей из моего коридора специально проснулись, чтобы попрощаться со мной. Это было очень трогательно. Я был уверен, что не буду скучать по тюрьме, но хорошо узнал многих заключенных, и как минимум с тремя из них мы стали близкими друзьями. Слово «друзья» странно применять к заключенным, но с некоторыми из них у нас установились доверительные отношения, и мне было не так одиноко.

Я старался не судить других обитателей тюрьмы и сожалел, что они остаются.

Разговаривая с другими заключенными, я сделал вывод, что после освобождения дружба, зародившаяся в тюрьме, не выживала. Тем не менее по возвращении домой я собирался написать нескольким из них, прекрасно понимая значение писем для людей за решеткой, хоть и не был уверен, что мы захотим встретиться на воле. Самир, однако, навестил моих жену и дочь, после того как освободился, и принес им подарки. Я планировал встретиться с ним.

— Мы не хотим, чтобы ты вернулся сюда, но, если вдруг придется, знай, что в этом корпусе тебе будут рады, — сказал мне один из заключенных.