– Да, – робко согласился я, устраиваясь в одном из смотровых кабинетов. – Думаю, да. У меня гликированный гемоглобин 14 %, что, видимо, выше нормы.
– Это идет врозь с самим понятием нормы. Хорошо, что вы сразу пришли: вам грозит кома по причине кетоацидоза. Последствия могут быть очень тяжелыми. Сейчас мы сделаем тест на гликемию и кетонемию, чтобы узнать содержание глюкозы и кетонов в крови.
Медсестра уколола мне палец маленьким инструментом с иголкой и перенесла образовавшуюся каплю крови на полоску, вставленную в другой аппарат. Прочитав его показания, она выдавила из моего пальца еще одну каплю и поместила ее на второй электрод. Сделав пометки, она сказала мне:
– У вас гликемия 5,7 грамма на литр крови. Это очень много. Зато содержание кетонов не слишком высоко. Это добрый знак: в данный момент вам не грозит никакая кома.
Я едва дышал. Должен признаться, что тревожность ситуации начинала давить на меня. Все это казалось перебором! В глубине души я горячо надеялся, что мне скажут: «Ну, это похоже на диабет, по всем признакам это диабет, но ха-ха-ха – СЮРПРИЗ! – это совсем не диабет. Уф!
Вам дадут таблеточку, и вы безо всяких забот вернетесь домой! Вы отделались легким испугом, вы везунчик, хо-хо-хо / пальцы сердечком / летающие поцелуи!»
Но на самом деле все было совсем не так…
После того как я провел целый час рядом с младенцем, который блевал, как девочка из фильма «Изгоняющий дьявола»[7]
, с дамой с гноящейся раной и писающим под себя пожилым господином, за мной в зал ожидания скорой помощи пришла новая медсестра. Снова мы вместе перешагнули порог уже известной вам двери, ведущей в ад, и пришли в незаметную боковую комнатку: «Кто-нибудь придет, и займется вами».Не успел я сесть на крохотную кровать, занимавшую всю середину комнаты, как туда вошла искрометная женщина лет тридцати.
– Здравствуйте, я ваша медсестра Кароль.
Я остолбенел. Та игривая манера, с которой она представилась, удивила и как никогда позабавила меня. Надо сказать, что с момента моего прибытия ничто не радовало меня. Итак, произнеся всего одну вежливую фразу, медсестра превратилась из вполне живого и реального существа в литературный персонаж. Я бы никогда не стал заострять внимание на фразе типа: «Здравствуйте, меня зовут Кароль, я ваша медсестра», – но по какой-то поистине необъяснимой для меня причине ее «Здравствуйте, я ваша медсестра, меня зовут Кароль» я воспринял как шутку. И поэтому немедленно принялся думать о другом, в моей голове начали проясняться предвестники той истории, которая произошла со мной.
Я: Ай-ай-ай!
МЕДСЕСТРА КАРОЛЬ: Осторожнее, я делаю вливание, может быть немного больно…
Я: Почему вы говорите мне это после того, как уже укололи меня?
МЕДСЕСТРА КАРОЛЬ: Хм, до или после, какая разница? Не будьте таким придирчивым! Хотите леденец с соком акации?
– Я сделаю вам еще один анализ крови и вливание.
Моментально передо мной промелькнул слегка садистский образ фантастической медсестры типа медсестра Барби, который нарисовало мое воображение. Я думаю, эта встреча сыграла решающую роль в начале моей болезни в том смысле, что она позволила мне мгновенно отстраниться, не драматизировать ситуацию и превратить ее в источник творческих порывов. И в этот момент, находясь прямо в отделении скорой помощи с ее ужасами, я, к собственному удивлению, улыбнулся.
– Что вас забавляет?
– Не знаю. Ситуация кажется мне несколько сюрреалистичной.
МЕДСЕСТРА КАРОЛЬ, как и обещала, сделала мне вливание. При этом мне было чуть-чуть больно: я сразу же начал подозревать, что она сделала это нарочно. Образ этого литературного персонажа сложился в моей голове.
8. За дверями
Поскольку в отделении диабетологии не было мест, мне пришлось остаться в отделении скорой помощи в малюсенькой комнатке без единого окна, в палате, которую я любя стал называть МОЙ МУСОРНЫЙ ОТСЕК. МОЙ МУСОРНЫЙ ОТСЕК, весьма скромных размеров, больше походил на монашескую келью, чем на больничную палату. За его стенами протекала волнующая жизнь отделения скорой помощи: шумы, кашель, хрипы, грохот каталок, и все это днем и ночью. Скорая помощь никогда не спит… Когда меня втиснули в маленькую кладовку, мной снова овладело уже укоренившееся во мне ощущение, что я не на своем месте, что я не по праву занимаю койку и обязан освободить ее для того, кто в ней нуждается.
После госпитализации мне сделали первый укол инсулина. Для этой цели служило нечто вроде заранее наполненной авторучки с прикрепленной к ней иголкой. Укол не был болезненным, и я очень скоро изъявил желание в следующий раз сделать его самостоятельно. Я понял, что, вероятно, будут и другие, поскольку мой диабет, несомненно, не был похож на диабет моей матери, которая сначала довольствовалась лишь таблетками.