— В конце концов, вы можете объяснить, что здесь происходит? — вмешался, наконец, в этот разговор хозяин кабинета.
— Конечно, можем, — живо отреагировал на эту просьбу Габрилянов. — Несколько дней назад капитан Кухарчук принял у себя в вашем отделении моего сына Баграта. Тот принес ему дамское портмоне, найденное им на базаре. В нем находилась одна тысяча пять рублей советскими деньгами. Капитан взялся отыскать владелицу этого портмоне, но до сих пор этого так и не сделал. А когда мой сын поинтересовался у него, как идут поиски, попросту послал его на хер, заявив, что никаких денег он в глаза не видел. Тем самым совершив должностное преступление, присвоив себе чужые денежные средства, используя свое служебное положение.
Согласно уголовному кодексу СССР, подобное деяние наказывается штрафом, либо лишением права занимать определенные должности, либо лишением свободы на срок до пяти лет. Я ничего не напутал?
— Семен, ты брал эти деньги? — перевел свой взгляд на подчиненного полковник.
Кухарчук молчал, с ненавистью глядя исподлобья на Габрилянова.
— Конечно, брал, неужели не видно? — ответил за капитана чекист. — И теперь я лично позабочусь, чтобы гражданин Кухарчук вылетел из милиции, как пробка из бутылки, поскольку таким людям не место в рядах нашей правоохранительной системы. А если понадобится, то я все ваше отделение разгоню к едреной матери. Где деньги, сука? — уже не сдерживая себя, заорал в лицо капитану Габрилянов.
От этого крика буквально содрогнулись стены кабинета и задребезжали стекла. Разом побледневший Кухарчук, дрожащей рукой расстегнул карман на форменной рубашке и извлек оттуда пачку денег.
— Здесь все? — принимая купюры, поинтересовался Габрилянов.
— Пятьдесят рублей потратил, — ответил капитан.
— Значит, завтра вернешь, если не хочешь, чтобы я упек тебя за Можай, — пригрозил Габрилянов и передал деньги сыну.
После чего чекист повернулся к хозяину кабинета:
— Оформляйте служебное дело на гражданина Кухарчука об увольнении из органов. Уголовным делом на него я займусь сам. И еще: выделите толкового человека, который сделает то, что не сделал бывший капитан милиции Кухарчук — разыщет владельца этих денег. А я лично буду держать это дело на контроле.
24 июня 1983 года, пятница.
Пакистан, Исламабад, пригородный стадион
Хью Лессарт положил свою ладонь на голову, рыдающего Арьяна Ширвани и, заглушая его рыдания, произнес:
— Война штука жестокая, но русские превзошли даже мои представления об этой жестокости.
Полчаса назад он пришел в раздевалку, где Ширвани переодевался после очередного футбольного матча и показал ему американскую газету, на первой странице которой была опубликована большая статья под заголовком «Зверства советских солдат в Афганистане». В ней сообщалось, что вчера в результате налета советских солдат на кишлак Гарсалай под Мазари-Шарифом были уничтожены все его жители. В качестве доказательства под статьей была размещена фотография: на одной из улочек в кишлаке лежали три трупа: двое были жителями Гарсалая (одним из них был дед Ширвани, специально запечатленный крупным планом) и советский солдат (им был Константин Урюпин), убитый, как сообщалось в сноске под фотографией, кем-то из жителей во время самообороны. Этот снимок, как и сообщение об этом побоище, сделал американский журналист Стенли Абрамс, который находился в отряде Валдиса Карлиньша (он же Азиз) по приказу Лессарта. И если Азиз должен был уничтожить родственников Арьяна Ширвани (а заодно и всех их земляков, проживавших с ними в одном кишлаке), то перед журналистом ставилась цель запечатлеть все это на бумагу и пленку и передать потом эти фото по спутниковой связи. Что касается самого разработчика этой акции — Хью Лессарта — то перед ним стояла не менее важная задача: убедить молодого афганца в том, что эти убийства есть плоды деятельности советских солдат.
Вытирая рукавом рубашки слезы, Ширвани снова взял в руки газету и взглянул на фотографию.
— А что стало с моей сестренкой? — задал он вопрос, который американец ожидал услышать.
— В статье сообщается, что погибли все жители твоего кишлака, — сообщил Лессарт. — А то, что девочки нет на фотографии понятно — нельзя публиковать трупы детей даже в нашей, привыкшей ко всему прессе. Видимо, твоя сестренка была убита самым жестоким образом.
Не успело стихнуть эхо от этих слов в раздевалке, как Ширвани вскочил со своего места и, разрывая газету на мелкие куски, закричал:
— Я их ненавижу, ненавижу! Я буду их душить голыми руками — всех душить, всех!
Эффект, на который рассчитывал американец, был достигнут. Он заполучил в свои руки человека, который убьет любого русского, на кого Лессарт только покажет. И единственное, что теперь предстояло американцу — научить парня, как это лучше сделать.
Подождав, когда Ширвани успокоится и займет свое прежнее место на лавке, Лессарт положил ему руку на плечо и произнес:
— Можно убить сто советских солдат, а то и тысячу, и не достигнуть нужного результата.