Спасти СССР. Адаптация

А вот за той трубой с осыпающейся штукатуркой – последняя квартира Достоевского, и обстановка вокруг нее на редкость соответствующая: у ограды недействующей церкви просят милостыню калеки, отираются у рынка дешевые проститутки, деловито проходит сам рыночный люд, жесткий, тертый жизнью. Забавно получается: это, пожалуй, самый несоветский пятачок города.

– …Дюха, – развернувшаяся со своей парты Тома потеребила меня за рукав, – ты что застыл?

– А? – очнулся я от дум.

Взгляд ее был исполнен укоризны:

– Сидишь с остановившимся взглядом, не откликаешься… Смотришь не на меня. – В глубине ее глаз резвились бесенята. – Я тебя спрашивала, сможешь ли сегодня в семь вечера ко мне зайти?

– Да я и раньше могу! – сразу воспылал я энтузиазмом. – А что будет? Родители уйдут в театр до полуночи и бабушку с собой прихватят? Ну наконец-то!

Своего я добился – на Томиных щечках заиграли столь любезные мне улыбчивые ямочки.

Она попыталась принять грозный вид – свела брови и прихлопнула ладошкой по парте:

– Я тебе дам «до полуночи»!

Я пару раз беззвучно приоткрыл и прикрыл рот, торопливо проглатывая рвущиеся с языка фразы, но это не спасло: пошлая улыбка, растянувшаяся от уха до уха, с потрохами выдавала ход моих мыслей. Томка пару секунд непонимающе ее разглядывала, а потом, сообразив, ярко вспыхнула, словно кто-то повернул выключатель, – раз, и запылала, от линии волос на лбу до ямочки на шее.

– Соколов… – прошептала она, в изнеможении роняя голову на руку. – Ты невозможен, Соколов… Я на тебя в комитет комсомола пожалуюсь! И в пожарную дружину!

Я рассматривал случившуюся композицию с законной гордостью Праксителя: сверкала глазами смущенная донельзя Томка, а за ней на заднем плане давилась всепонимающей улыбкой Кузя.

– Что, не угадал? – с фальшью в голосе огорчился я.

– Чуть-чуть ошибся, – съехидничала Тома, а затем, вмиг посерьезнев, добавила: – Дядя Вадим хочет с тобой поговорить.

– О! – невольно вырвалось из меня. Я приподнял бровь, ожидая разъяснения.

– Понимаешь… – она куснула уголок губы, что бывало с ней в моменты волнений, – я передала ему твои слова о сценарии и режиссере.

– Ага… – протянул я задумчиво, пытаясь понять, к добру ли этот проснувшийся ко мне интерес. – Приду, конечно.

– Я не специально. – Тома сейчас выглядела и встревоженной, и виноватой. – Так получилось, просто к слову пришлось. Я ж не знала, что он этим заинтересуется.

– Да ничего страшного, – отмахнулся я. – Не съест же он меня. Он вполне разумный мужик – понимает, что все равно ничего лучше для своей племянницы не найдет.

– Соколов… – простонала Тома и оглянулась на Яську, словно ища поддержки.

Та, с трудом удерживая постную мину, мелко закивала, соглашаясь то ли с подругой, то ли со мной.

– Да, – со сдержанной гордостью согласился я. – Правда, девчата, хорошая фамилия? Нравится?

От необходимости что-то отвечать Томку спасли звонок и шагнувшая одновременно с ним в класс Эльвира. Класс тихо загудел – она пришла не одна, а вместе с рыжей Мэри, успевшей за короткую неделю стать местной достопримечательностью.

– Добрый день! – Эльвира с ходу включила английский. – Можете убрать учебники и тетради, сегодня у нас будет не совсем обычный урок. Потом программу наверстаем. Знакомьтесь – Мэри Ирвин из университета Лос-Анджелеса. Она приехала в Советский Союз, чтобы углубить свое знание русского языка и своими глазами увидеть жизнь советских людей. Но сегодня она любезно согласилась пообщаться с вами на английском, поэтому у вас есть редкая возможность послушать интонации и произношение носителя американского языка. Прошу вас, Мэри.

Эльвира указала на стул за учительским столом, но Мэри качнула головой:

– Мне на ногах удобней. Добрый день! – Она обвела нашу небольшую, всего двенадцать человек, группу глазами и чуть заметно улыбнулась мне, узнав. – Давайте сделаем так: я расскажу вам немного о себе, а потом мы поговорим о вас. Мне действительно интересно, как вы живете в школе и дома, что едите, что смотрите по телевизору, что читаете, какими видами спорта занимаетесь. Какие у вас есть хобби, куда вы ездите отдыхать на каникулах, жили ли вы в других городах Советского Союза и кто у вас по профессии родители. В общем, что такое советские люди, чем вы похожи на нас и чем от нас отличаетесь. Хорошо? – Она оглянулась на присевшую Эльвиру, и та одобрительно кивнула.

Я слушал чуть архаичный для меня американский английский, запоминая его особенности, и пытался договориться с разыгравшейся паранойей. Ладно, то, что в прошлый раз этой американки не было у нас в школе, можно связать с изменившимся из-за меня режимом работы ленинградского КГБ. Но вот как объяснить подкачанное знание о том, что в прошлый раз Мэри вообще не бывала в Союзе? Тут моя фантазия терялась.

Поэтому я сидел тихо и размышлял не столько о том, что говорит Мэри, сколько о том, как она это делает.