Сестра удалилась. На табурет возле моей койки уселся Вахтанг.
– Товарищ Дадуа, докладывает лейтенант Нечаев, – я попытался подняться, но Дадуа удержал меня.
– Мы все знаем. Ты герой, Семен, – Дадуа достал из своего кожаного портфеля квадратную коробочку, – за героизм и мужество, проявленные во время задержания врага, ты награжден орденом Красной Звезды…
– Служу трудовому народу!
Я все-таки поднялся и сел на койке.
– Что стало с потайным ходом после моего возвращения Оттуда? – с замиранием сердца спросил я.
– Он обвалился, едва ты с телом вампира Лозницкого возвратился обратно. Мы пробовали вести раскопки. Пытались восстановить его, но тщетно, вдруг обнаружились сильные грунтовые воды. В общем, принято решение остатки хода замуровать. Залить его бетоном, – Дадуа помедлил, но, решившись, продолжил, – склеп Лозницких тоже разобран. Во избежание, так сказать, нежелательных последствий. А если начистоту, то дело это предано для исследования ученым, они во всем разберутся. А мы свою работу сделали, так-то, Семен!
Дадуа встал, пожал мне руку и вышел из палаты. Вскоре вернулась сестра. Она рассказала, что я провел в госпитале почти два месяца. Не приходя в сознание, я лежал на койке, уставившись в одну точку. Все думали, что я сошел с ума. Однако, мне повезло, шок от произошедшего со мной прошел довольно быстро. Я еще с месяц находился на излечении, все это время у меня была повышенная температура и сильно болела голова. После выписки я вернулся в отдел и вновь приступил к своим служебным обязанностям.
Никогда больше я не посещал Ваганьковского кладбища, и если там хоронили моих друзей, прощался с ними перед воротами этого таинственного погоста.
«Скифский курган. Проклятье воеводы» (Рассказ лейтенанта МГБ Сергея Манцева)
Таинственная и жуткая смерть профессора Ильи Ивановича Лесневского всколыхнула всю научную Москву. Видный историк и исследователь древностей Лесневский был найден мертвым в своей палатке неподалеку от маленького приволжского городка, где он находился на студенческой практике вместе со своими подопечными.
Страшная весть пришла в Москву вечером того же дня, когда и нашли тело историка. Группа профессора присутствовала на раскопках древнего скифского кургана. Работы проводились прибывшими из столицы археологами, они и пригласили Лесневского принять участие в их изысканиях.
Тело профессора лежало на брезентовом полу палатки. Рядом с ним находился найденный накануне меч-акинак. Меч был найден во время раскопок, и не производил впечатления грозного оружия. Старый, заржавленный, он был настолько ветхим, что им и порезаться-то было чрезвычайно трудно. Однако на груди профессора зияла глубокая рана, по виду своему подходящая под ту, что мог оставить акинак, находись он в боевом состоянии.
Вызванная на место милиция принялась за поиски преступников. В число подозреваемых попали не только люди, находившиеся в лагере археологов, но и местный ученый–краевед Василий Рыбкин. Он приходил к профессору Лесневскому накануне убийства. Рыбкин и Лесневский поспорили, краевед не советовал начинать работы, утверждая, что местный курган – есть место захоронения видного скифского воеводы по прозванию Лисий Хвост. По преданию воевода был крайне удачлив в боях и получил свою кличку за коварство и необычайную хитрость, которые и помогли ему стать настоящим владыкой здешних мест.
Безжалостно истребляя враждебные племена, он всегда оставался непобедимым и даже не получил ни одной раны. Предводителей вражеских отрядов Хвост всегда казнил лично и только путем отсечения головы. Головы врагов воевода насаживал на кол и втыкал в землю. Со временем вокруг воеводского стана образовался страшный частокол, которым военачальник очень гордился.
При Хвосте даже состоял специальный человек, в обязанности которого входило подготовить головы к выставке на всеобщее обозрение. После этой процедуры смотритель должен был следить за состоянием голов, исправно поддерживая «трофеи» в надлежащем виде. Хвост сам проверял состояние мумифицированных голов и при малейших признаках гниения нещадно сек «бальзамировщика».