Спецотдел «Бесогон»

Он сидел за столом и, завидев меня, поднялся и протянул руку.

– Вы ко мне, товарищ?

– К вам.

Я подал Петракову свое служебное удостоверение, он взял его, словно зачетную книжку и принялся тщательно изучать.

– Зоя, у нас гости! – громко крикнул он куда-то на улицу.

– Сейчас, Павел Игоревич.

Полог тотчас откинулся, и на пороге показалась стройная девушка в аккуратном комбинезончике, словно нарочно сшитым на ее ладную фигурку.

– Два чая! – приказал Петраков.

Словно по мановению волшебной палочки на столе появились две кружки с ароматным чаем и тарелка с сушками.

– Угощайтесь, – не терпящим возражения тоном повелел профессор, возвращая мне мои документы, – вы ведь прибыли по поводу убийства Лесневского?

– Да.

– Я думал, что убийца найден и изобличен, – профессор вскинул вверх свои кустистые брови.

– Вы полагаете, Рыбкин способен убить?

– Почему нет?! – брови Петракова взлетели еще выше, – Лесневский обладал отвратительным характером, склочным, вздорным и заносчивым. Временами я тоже хотел его прикончить. Люди науки вспыльчивы и порой готовы доказывать свою точку зрения любыми способами. Хоть бы и кулаками!

Он поднял над столом свои внушительные кулачищи и громогласно расхохотался, да так, что все еще находившаяся в палатке Зоя затряслась от страха, как осиновый лист.

– Ты все еще здесь? – профессор поднял на нее свой величественный взгляд, – иди, ты пока свободна. И позови ко мне Эйне, он мне понадобится.

Девушка кивнула и удалилась, а старик вновь уставился на меня. Он сидел молча, словно раздумывая, с чего бы начать разговор. Так продолжалось довольно долго.

– Я думал, вы были дружны с покойным, – нарушил я затянувшееся молчание.

– Хочу вам пояснить, мы с Лесневским действительно приятельствовали. Но это не мешало нам быть непримиримыми врагами в научном плане. Пояснить?

– Будьте добры.

– Извольте! – Петраков встал из-за стола, подошел к пологу и задернул его. – Все дело в споре об этих местах. Тут очень много курганов, своеобразный край мертвецов. Я давно хотел исследовать его.

Профессор смотрел на меня, не мигая.

– Я уверен, что местный воевода исповедовал здесь культ черных сил. Он был своеобразным основателем этого культа. Хвост очень многого достиг на этом самом поприще! Кстати, также считает и Василий Рыбкин. Однако его мнение не имеет достаточного веса. Бывший научный работник средней руки, он был осужден, сослан и ныне учительствует в местной школе. Рыбкин тоже изучает историю этого таинственного края…

Я молчал, внимательно вслушиваясь в слова Петракова. Наблюдать за профессором было и жутко, и интересно одновременно. Он стал похож на одержимого. В его глазах горел какой-то дьявольский огонь, он сжимал и разжимал свои огромные кулаки, словно стараясь схватить разбегавшиеся в разные стороны мысли.

– Хвост спрятал тут свой акинак, скифский меч, на котором начертаны символы, их тайный смысл разъяснен на специальных глиняных табличках, их воевода спрятал тоже где-то здесь, совсем близко, – продолжал профессор.

– Скифы и глиняные таблички? Что-то не вяжется! – я пожал плечами, – подобные носители информации отродясь не использовались местными племенами. Здесь вам не древний Египет.

– Сразу видно, что вы, уважаемый, раб стереотипов, жалкий дилетант! Я же уверен в своих словах. Напомню, ваш покорный слуга – ученый с мировым именем и известен не менее чем погибший Лесневский. Хотя, откуда вам об этом знать, вы, товарищ лейтенант, не бывали на моих лекциях о древней культуре…

Петраков отодвинул в сторону кружку с чаем и смотрел на меня с явным превосходством. Я собирался достойно ответить ученому мужу, но тут в палатку заглянул студент. Высокий плечистый блондин в синей застиранной майке и старых армейских галифе, он откинул полог и приложил руку к козырьку кепки.

– Звали, Павел Игоревич? – спросил парень с легким прибалтийским акцентом.

– Заходи, Эйно, – приказал Петраков, – вот тебе задание, – профессор ткнул в меня длинным указательным пальцем, – проведешь этого приезжего товарища по расположению лагеря. Покажешь ему места раскопок. Ведь вы, товарищ лейтенант, наверняка станете тут все осматривать?

Петраков впился в меня пронзительным немигающим взглядом. Его глубоко посаженные глаза излучали странный почти ощутимый кожей холод, тонкие бескровные губы вытянулись в сплошную серую линию. И от этого казалось, что рот профессора зашит суровой нитью.

– Ведь вы захотите все осмотреть, не так ли? – вновь обратился он ко мне.

Я кивнул головой.

– Обязательно осмотрю.

– Эйно будет вашим проводником. А у меня, знаете ли, дел невпроворот. Пишу монографию…

Давая понять, что разговор окончен, Петраков подвинул к себе кипу густо исписанных листков и водрузил на нос очки в тоненькой золоченой оправе.

– Спасибо за чай и сушки.

Я поднялся и вышел из палатки. Эйно выскользнул вслед за мной.

– Не обижайтесь на Петракова. Он ученый, а всем ученым людям свойственна некая заносчивость…

– Не всем, – бросил я.

Сейчас на улице в свете яркого полуденного солнца я рассмотрел Зйно получше. Прибалту было под тридцать. Он тут же перехватил мой взгляд.