Средь тяжкого труда и скорби

— О, с ней все в порядке, сэр. Терпение святой! В конце концов, она справляется с тремя мальчиками — и мной!

— Я рад это слышать. — Хаусмин отпустил руку собеседника и отступил назад, сев на край своего стола и переводя взгляд с Малдина на Тайдуотера. — Но, как я понял от мастера Тайдуотера, у вас есть что-то, о чем вы хотели со мной поговорить?

— Да, сэр, это так.

Малдин, казалось, колебался, затем расправил плечи и посмотрел Хаусмину прямо в глаза.

— Дело в том, сэр, что последние три года я был одним из изготовителей стволов в пистолетном цехе. Знаете, чтобы повернуть ствол под ковочным молотом, там нужна только одна рука. А потом, в ноябре, мастер Тайдуотер повысил меня до начальника цеха. И вскоре после этого вы разослали этот новый пистолет — этот «револьвер» — сейджина Мерлина, и мы запустили новую оснастку.

Хаусмин кивнул.

— Я не знал, что вы стали надзирателем, мастер Малдин, но мастер Тайдуотер, очевидно, сделал хороший выбор. Производство составляет — сколько? Сорок в день?

— Почти. Это замечательная, продуманная конструкция, сэр, но у нас было несколько проблем со спусковой пружиной. Сейчас они решены, и думаю, что мы можем получать до пятидесяти в день, хотя не добьемся большего, не расширяясь дальше.

— Я бы с удовольствием, мастер Малдин, — вздохнул Хаусмин. — Но правда в том, что без револьверов мы можем жить. Это винтовки, которые нам нужны больше, чем что-либо еще, поэтому, когда дело доходит до расстановки приоритетов…

Он пожал плечами, и Малдин кивнул.

— О, я знаю это, сэр! Это не то, о чем я хотел с вами поговорить, хотя, если окажется, что вы думаете, что в этой пришедшей мне в голову идее есть что-то, нам, вероятно, придется немного переосмыслить.

— О? — Хаусмин снова приглашающе склонил голову набок.

— Видите ли, сэр, когда я впервые увидел, что сделал сейджин, я подумал, какая это ясная, замечательная идея. Это было похоже на то, что у тебя есть шесть стволов, а не только два, и каждый из них доступен так быстро, как ты можешь взвести курок и нажать на спусковой крючок. И какое сладкое, сладкое действие это произвело! Но чем больше я смотрел на это, тем больше мне приходило в голову, что мы могли бы сделать это еще лучше.

— Лучше?

— Ясно, как солнечный свет Лэнгхорна, что это самый смертоносный пистолет во всем мире в его нынешнем виде, — трезво сказал Малдин. — А с дополнительными цилиндрами у вас есть собственная огневая мощь Шан-вей до тех пор, пока их хватит. Но последующая перезарядка занимает довольно много времени — на самом деле, на перезарядку цилиндра его уходит больше, чем на перезарядку пистолета старого образца. Но что, если мы возьмем идею, лежащую в основе цилиндра, продолжения ствола, который уже заряжен еще до того, как вы взвели курок, и просверлим его насквозь?

— Просверлить что до конца, мастер Малдин? — Хаусмин был осторожен в своем тоне, позволяя ему показать недоумение, а не внезапную искру надежды, которую он чувствовал глубоко внутри. Если Малдин направлялся….

— Цилиндр, сэр.

Малдин сунул руку в карман своего кожаного фартука и вытащил сложенный листок бумаги. Он махнул им в направлении стола Хаусмина, его брови приподнялись, и Хаусмин кивнул и отступил в сторону, чтобы художник мог развернуть свой эскиз на столе. Это было очень грубо — кем бы он ни был, Тейджис Малдин не был чертежником, — но основная идея была достаточно ясна.

— О чем я думал, сэр, так это о том, что в «мандрейнах» мы перешли на новый патрон с казенной частью и капсюли, и это сработало достаточно хорошо. Но мне пришло в голову задаться вопросом, не могли бы мы сделать то же самое с револьверами сейджина? О, мы не могли открывать и закрывать заднюю часть цилиндра так, как это делает «мандрейн», поэтому мы не могли использовать бумажный патрон, который используется в винтовке, но вы знаете, сэр, то, что действительно заставляет «мандрейн» работать, — это войлочный пыж на конце патрона. Тот, который прижимается к поверхности затвора и изолирует вспышку. На самом деле, когда дело доходит до этого, в этом нет никакой силы. Все дело в металле, который удерживает давление, когда стреляет патрон. Все, что делает войлок, — это заделывает трещину. И если вы можете сделать это с помощью войлока, почему бы не сделать это другим способом? И как только я подумал об этом, я начал думать о датчиках раздавливания, и мне пришло в голову, что войлок — не единственное, что деформируется под давлением. Итак, вкратце, я поймал себя на том, что задаюсь вопросом, почему мы не могли сделать патрон из металла вместо бумаги? Он не должен был бы быть таким уж устрашающе прочным или тяжелым при поддерживающей его стенке цилиндра. И если он был сделан из меди — или, может быть, из бронзы, — почему он не должен расширяться так же, как основание пули, когда стреляет патрон? Если пуля закрывает канал на выходе спереди, почему металлический патрон не может закрыть вспышку на выходе сзади?