Средь тяжкого труда и скорби

Внезапно снова раздался треск винтовочного огня — на этот раз сзади, от тысячи морских пехотинцев, которых он спрятал в лесу по обе стороны большой дороги. Эти морские пехотинцы тщательно замаскировали свои позиции, но на самом деле это не имело значения. Доларские разведчики были кавалеристами, а не пехотинцами, и им никогда не приходило в голову разведывать лес, особенно после того, как они заметили «сиддармаркцев», выстроившихся вдоль гребня с пиками, которые Брейгарт позаимствовал у генерала Файгеры именно для того, чтобы их можно было бросить в критический момент. Теперь эти морские пехотинцы, дополняя огонь моряков и рассеявшись по лесу, который был фактически непроходим для кавалерии, в свою очередь открыли огонь, используя деревья, упавшие бревна, камни и даже складки земли в качестве укрытия. Они вели огонь из положения лежа, с безжалостной эффективностью используя возможность заряжания «мандрейнов» с казенной части, и паника охватила полки, которые Бринигейр поднял позади своего острия, чтобы воспользоваться своей ожидаемой победой.

Люди и лошади, сбившиеся в кучу на большой дороге и зажатые между надвигающимися лесными массивами, даже не могли видеть нападавших. Все, что они видели, были дульные вспышки выстрелов в глубоком зеленом мраке — дульные вспышки выстрелов повсюду — когда туманный столб оружейного дыма прокатился сквозь деревья. Пули врезались в них, как огненные кулаки, разрывая плоть и кости, отправляя людей, лошадей — даже драконов — на землю в промокшей смерти или кричащих муках. Кровавая бойня вкупе с явным изумлением от совершенно неожиданного нападения — это было уже слишком. Они повернулись, чтобы бежать обратно тем же путем, которым пришли, но их окружили слишком плотно. Ружейный огонь продолжал безжалостно вонзаться в них, и давление тел превратило их в неподвижную массу, которая не могла убежать.

Раненый семитонный дракон завопил от боли и ярости. Он приподнялся на своих четырех задних конечностях, его передние лапы колотили всех вокруг него. Затем он повернул, направляясь на север, и в отличие от пехотинцев или простой лошади, он обладал размерами и силой Джаггернаута. Он топтал ногами как людей, так и лошадей, бешено мчась обратно по большой дороге, а за ним полевая пушка на передке дробила кости и плоть под колесами с железными ободами.

И даже когда в лесу разразилась бойня, моряки Ханта вернулись через линию гребня.

Полковнику Томпсину и полковнику Баруэйлу удалось удержать своих людей вместе, и их передние ряды опустились на колени, нацелив винтовки на гребень хребта, в то время как шеренга позади них подняла оружие над их головами. Они были потрясены, более чем тронуты паникой, но они также были дисциплинированными, хорошо обученными людьми, чьи офицеры заслужили их доверие. Они знали, на что способны их винтовки, и ждали приказа стрелять.

Но Хант предвидел это, и когда его «пехота» достигла гребня, моряки перебрались через него на животах, ничком, обнажив только головы и плечи, и рассыпались по всей ширине гребня. Густая трава скрывала те небольшие цели, которые они представляли, делая их почти невидимыми, и они открыли огонь с этой позиции, даже не вставая на колени.

Пули врезались в плотно сформированную пехоту, которая стояла полностью открытой для их атаки. Они стреляли не залпами; они стреляли поодиночке, выбирая свои собственные цели так быстро, как только могли их найти, используя доктрину, разработанную сэром Кинтом Клариком для новых винтовок с казнозарядным затвором. Доларцы едва могли даже видеть своих врагов, и они были собраны вместе не в рассредоточении отдельных стрелков, а в классическом сомкнутом строю мушкетеров, настолько плотном, что любой чарисиец, промахнувшийся мимо намеченной жертвы, почти наверняка попадет в другую. Не было никакого сравнения между целями, которые противники представляли друг другу.

Также не было никакого сравнения между скорострельностью, которую они могли поддерживать. Доларцы были хорошо обучены, они могли заряжать и стрелять из своих кремневых ружей всего за пятнадцать секунд. Но для этого им приходилось стоять прямо, а чарисийцы, которые превосходили их численностью в три раза, могли стрелять раз в пять секунд… из положения лежа.

Это была настоящая бойня. Эта огненная буря была больше, чем могли вынести самые дисциплинированные люди, которых только можно себе представить, даже те, кто знал, что сражается за Самого Бога. Кровь, крики и вонь порохового дыма окутали их, и это было больше, чем они могли вынести. Они дали один залп, а затем хаос, неразбериха и смерть прошли сквозь них железными сапогами.

Менее четверти из них прожили достаточно долго, чтобы бежать.

* * *

Катастрофа, которую, как предположил граф Хант, вероятно, назвали бы битвой при Тесмаре, длилась двадцать минут. Потребовалось менее пяти минут, чтобы отбить доларскую атаку; остальные пятнадцать минут были настоящей бойней, когда его морские пехотинцы поливали огнем колонну, оказавшуюся в ловушке на большой дороге. Его собственные потери составили менее сорока человек.