Айрис пристально посмотрела на нее, ощущая железную уверенность в ее словах. Леди Хант могла ошибаться; она не лгала, и Айрис улыбнулась немного дрожащей улыбкой, когда она потянулась, чтобы накрыть руку на своем плече своей ладонью. Она начала что-то говорить, но потом остановилась, слегка покачала головой и глубоко вздохнула. Она сжала руку старшей женщины, а затем повернулась, чтобы еще раз взглянуть на проплывающую мимо крепость.
— Интересно, закончил ли Дейвин донимать лейтенанта Аплин-Армака, выводя его из терпения? — сказала она вместо этого.
.III
— Черт возьми, как холодно!
Сейлис Траскат сложил ладони чашечкой и подышал на них, как будто действительно думал, что сможет согреть их через свои толстые перчатки. Бирк Рейман вопросительно посмотрел на него через костер, и Траскат поморщился.
— Извините за это, сэр. Полагаю, это было довольно очевидно и без моих слов, не так ли?
— Полагаю, что, вероятно, можно сказать и так, — согласился Рейман.
Шел третий день апреля, и, технически, сезон перешел от зимы к весне десять дней назад, но «весна» и в лучшие времена была чисто условным понятием в северном Сиддармарке, и особенно среди высоких вершин гор Грей-Уолл. Эта зима была особенно суровой, и местные жители заверили их, что у них еще есть по крайней мере три или четыре пятидневки холода и льда, прежде чем наступит оттепель. Он верил им. Трудно было не сделать этого, учитывая, что в данный момент температура была значительно ниже нуля по шкале Фаренгейта, которую Эрик Лэнгхорн восстановил здесь, на Сейфхолде.
Это было бы более чем достаточно холодно для пары чарисийских мальчиков, даже без пронизывающего ветра; с ветром это было настолько близко к аду, насколько он когда-либо надеялся увидеть. Он вспомнил, каким холодным, по его мнению, был Сиддар-Сити зимой, и поймал себя на том, что сейчас, когда ветер Гласьер-Харт жадно пел вокруг него, тоскует по тому мягкому климату. Он поежился, несмотря на свою толстую, предположительно теплую парку, и вытащил потрепанный жестяной чайник из гнезда с тлеющими углями. Он налил себе чашку, держа ее в своих собственных ладонях в перчатках, держа так, чтобы пар мог обеспечить хотя бы кратковременную иллюзию тепла его лицу и щекам. Затем он сделал глоток и постарался не поморщиться. Называть такое малокровное варево «чаем» было грубой клеветой, но, по крайней мере, оно было горячим, и это было то, что он сказал себе, когда оно отдавало тепло, спускаясь по его горлу к впалому животу.
Он не чувствовал бы себя таким замерзшим, если бы не ощущал постоянный голод. К сожалению, даже с едой, которую принес с собой архиепископ Жасин, было негде развернуться. Половина тягловых животных спасательной экспедиции уже была забита ради драгоценного белка, который они представляли, и было маловероятно, что остальные проживут дольше, чем еще пару пятидневок.
Если не меньше, — мрачно сказал он себе, делая еще один глоток горячей воды, маскирующейся под чай. — Добро пожаловать в «весну», Бирк. Интересно, сколько из тех, кто добрался так далеко, умрут с голоду до того, как растает снег?
Они с Сейлисом были далеко-далеко от дома, и он отвернулся от огня, чтобы созерцать застывшую, безжалостную красоту Грей-Уолл. Конечно, в Чарисе тоже были горы. На вершинах некоторых из них даже круглый год лежал снег, несмотря на климат. Но у чарисийских гор также были зеленые, пушистые склоны, с деревьями, которые, как правило, оставались такими круглый год, и снегом, который прилично держался на самых высоких вершинах, где ему и место. Эти же горы были гораздо менее цивилизованными, с крутыми, отвесными склонами, вырезанными из вертикальных граней камня и земли, высовывающими необработанные скалистые вершины над линией деревьев, чтобы смотреть вниз на узкие долины, изрытые снегом и ветром. Красивые, да, и неукротимые, но без ощущения тепла и жизни, которые излучали чарисийские горы. По крайней мере, не зимой. Люди жили здесь, в Гласьер-Харт, веками, прежде чем кто-то по-настоящему попытался исследовать горы Чариса, и все же в этих долинах, пропастях и вершинах была первобытная, неукротимая свирепость, которая смеялась над мыслью, что человечество когда-нибудь сможет их приручить. Он чувствовал… себя неуместным среди них, и он знал, что Сейлис чувствовал то же самое.
Он смотрел на длинную узкую долину, известную как тропа Грин-Коув, и надеялся, что на этот раз никто из его часовых не потеряет пальцы рук или ног — или носы — из-за обморожения. Или, если уж на то пошло, что ни один из них не настолько оцепенел умом и бдительностью, как, без сомнения, ощущали их тела. Ни у кого из них не было возможности разжечь такой огонь, как у него, не там, где можно было увидеть дым, и он старался не чувствовать себя виноватым из-за этого.