Читаем Сталин и его подручные полностью

18 июня 1936 г. Горький умер. В 1938 г. Ягода вместе с тремя врачами – Леонидом Левиным (который лечил Дзержинского), Дмитрием Плетневым (всемирно известным кардиологом) и Игнатием Казаковым (шарлатаном и протеже Менжинского) – будут обвинены в том, что они умертвили Горького. Как и Чехов, Горький надорвал себе сердце, качавшее кровь через легкие, разрушенные туберкулезом. 8 июня он был в полусознании, но после огромной дозы камфоры воспрянул и начал страстно обсуждать со Сталиным свои планы на будущее (41). Еще девять дней Горький читал и писал. 17 июня, по словам очевидца, на дачу Горького приехала Мура Будберг в машине Ягоды, и через час его уже не стало.

Обстоятельства смерти Горького до сих пор покрыты мраком неизвестности; в них есть повод для недоумения (42). Во-первых, Левин, врач ОГПУ, ставил диагнозы, подозрительно часто не подтверждавшиеся вскрытием, и был навязан Горькому Сталиным, который даже подослал Левина на шесть недель на Капри. Во-вторых, запись посетителей сталинского кабинета в Кремле на 17 июня никого не упоминает, кроме анонимного стенографа. В-третьих, Сталин тогда уже готовился отдать под суд и приговорить к смерти Каменева и Зиновьева, против чего Горький, без сомнения, громко протестовал бы. В-четвертых, смерть Горького является третьей из четырех подозрительных скоропостижных смертей писателей, надоедавших Сталину (Панаит Истрати, Анри Барбюс, Горький и Эжен Даби) (43). И наконец, Мура Будберг умчалась в Лондон сразу после похорон Горького; как и Тимоша, она всю жизнь наотрез отказывалась рассказывать о кончине Горького.

На похоронах Ягода стоял в почетном карауле; Сталин прощался с телом, склонившись над гробом, а на улице его свояк Реденс управлял толпами.

Зарубежные попутчики и внутренние диссиденты

Общая польза – предлог негодяя, лицемера и подхалима.

Уильям Блейк

Почему советские писатели позволяли пастухам из партии и овчаркам из ОГПУ загонять их, как баранов? Еще десять лет назад некоторые из них проявляли неукротимую храбрость. Еврей Бабель писал о своем опыте в Конной армии, громившей дворян, польских интервентов, белогвардейцев и евреев; но теперь даже он предпочел «жанр молчания».

В 1934 г. массовый протест против сталинских аппаратчиков еще мог бы воздействовать на политбюро; когда выжившие увидели, к чему привела в 1937–1938 гг. их уступчивость, они, должно быть, проклинали себя за то, что послушались Горького и приспешников партии. Они предали не только самих себя, но и крестьянина, за которого боролись русские писатели от Пушкина до Чехова. За редкими исключениями (Заболоцкий, Мандельштам), они отреклись от правды и рукоплескали лжи, оскверняя общество, чью совесть они были обязаны охранять. Конечно, у них были веские причины: путешествие по Беломорканалу показало конформистам, что тот интеллигент, который сохранит свою честь, будет превращен в обреченного раба, копающего рвы в мерзлых болотах. После 1929 г. другого выхода не было: дверь на Запад закрыли, и даже в эмиграции диссидент не был в безопасности. Немецкий писатель, уехавший в Америку, мог безнаказанно ругать Гитлера; советский писатель нигде на свете не чувствовал себя защищенным.

Ничем нельзя извинить наблюдателей с Запада, которые присутствовали на банкетах Союза писателей в 1934 г. Кое-кто, как Мальро, пробовал спорить, но никто не распространял правду о коллективизации, о голоде, об арестах и казнях. Если бы Луи Арагон, Ромен Роллан, Лион Фейхтвангер, Бертольт Брехт, Джордж

Бернард Шоу и Герберт Уэллс решились не врать, чем бы они рисковали? Они сами предпочитали подлизываться к Сталину и врать безнаказанно. Из левого крыла западных писателей Ягода смог навербовать целый хор, чтобы льстить Сталину.

Для французских писателей, как и для Горького, Ягода отыскивал красивых переводчиц. Во Франции популярность Роллана после цикла романов «Жан-Кристоф» пошла на убыль: Ягода заказал двадцатитомное собрание сочинений Роллана в переводе на русский и нанял для перевода обаятельную Марию Кудашеву. Роллан женился на Кудашевой, но с трудом переносил Ягоду, судя по его дневниковым записям:

«Загадочная личность. Человек, который выглядит, как будто он изыскан и культурен… Но его полицейские функции внушают ужас. Он говорит с вами мягко, когда он называет черное белым и белое черным, и его честные глаза смотрят на вас с удивлением, если вы начинаете сомневаться в его словах».

Роллан был околдован Сталиным: его разговоры с вождем записаны; равно тошнотворны доверчивость одной стороны и цинизм другой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции
Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции

«Мы – Николай Свечин, Валерий Введенский и Иван Погонин – авторы исторических детективов. Наши литературные герои расследуют преступления в Российской империи в конце XIX – начале XX века. И хотя по историческим меркам с тех пор прошло не так уж много времени, в жизни и быте людей, их психологии, поведении и представлениях произошли колоссальные изменения. И чтобы описать ту эпоху, не краснея потом перед знающими людьми, мы, прежде чем сесть за очередной рассказ или роман, изучаем источники: мемуары и дневники, газеты и журналы, справочники и отчеты, научные работы тех лет и беллетристику, архивные документы. Однако далеко не все известные нам сведения можно «упаковать» в формат беллетристического произведения. Поэтому до поры до времени множество интересных фактов оставалось в наших записных книжках. А потом появилась идея написать эту книгу: рассказать об истории Петербургской сыскной полиции, о том, как искали в прежние времена преступников в столице, о судьбах царских сыщиков и раскрытых ими делах…»

Валерий Владимирович Введенский , Иван Погонин , Николай Свечин

Документальная литература / Документальное