Сталин и его подручные

«…Мы выехали на Верхнеуральский большак… оба в тулупах, чувствовали себя в тепле и уюте. И вдруг я услышал резкий, похожий на выстрел пугача хлопок. Прозвучал справа, по ходу машины, оттуда, где переднее колесо. Остановился, повернул голову в сторону товарища Ломинадзе и сказал с досадой: “Лопнула камера!”

А он: “Нет, это не камера лопнула, а я пульнул себе в грудь…”»(57)

Похоронили Ломинадзе в Магнитогорске, но памятник скоро сровняли с землей, и всех подчиненных покойного арестовали.

В 1932 г. Сталину был брошен второй вызов. Мартемьян Рютин, выходец из сибирской глуши, в молодости работавший на кондитерской фабрике и в молочной лавке, а теперь секретарь Краснопресненского райкома партии в Москве, осмелился протестовать против диктатуры вождя. Как и Сырцов, Рютин раньше был лояльным сталинистом, в 1927 г. заявил Зиновьеву и Каменеву, что оппозиция будет выброшена «в мусорную яму истории». Но, как и Сырцов, Рютин был потрясен сталинскими мероприятиями против крестьянства в Сибири (58).

В июне 1932 г. в Москве ходили по рукам два подпольных документа, будто бы сочиненные Рютиным как членом группы «Союз марксистов-ленинцев». Эти документы получили название «Платформа Рютина». Первый документ, 167-страничный, был озаглавлен «Сталин и кризис пролетарской диктатуры». Вряд ли Рютин был единственным автором: судя по стилистике и идеологии документа, и правые, и левые мыслители внесли лепту в этот текст. Второй, более краткий, документ «Ко всем членам ВКП(б)» развивал доклад, прочитанный Рютиным. Этот манифест требовал «ликвидации диктатуры Сталина и его клики», новых выборов в партийные органы, срочного съезда партии и выборов в Советы, назначения новых судей, «решительной» чистки ОГПУ и замедления темпа индустриализации. Сталин, по словам Рютина, превратил партийных руководителей

«в банду беспринципных изолгавшихся и трусливых политиканов, а себя в неограниченного и несменяемого диктатора…

Ни один самый смелый и гениальный провокатор для гибели пролетарской диктатуры, для дискредитации ленинизма не мог бы придумать ничего лучшего, чем руководство Сталина и его клики» (59).

«Платформа Рютина» распространялась все шире и шире: ОГПУ обнаружило копии среди академиков и членов партии на Украине, в Белоруссии, даже в Польше. Надежда Аллилуева сама прочитала этот манифест, передаваемый из рук в руки в Промышленной академии, где она училась. Подозрение Сталина, что она прочитала крамольные призывы и ничего ему не сказала, может быть, было одной из причин, по которой их брак распался.

Менжинский и Ягода довольно нерешительно относились к Рютину и его программе, которую ОГПУ показало Сталину только в сентябре 1932 г. Лишь потом последовала волна арестов и чистка, охватившая полмиллиона членов партии. Свирепые следователи ОГПУ, Молчанов и Балицкий, допросили Рютина, который сразу отрекся от «Платформы». Его дочь, приносившая ему в тюрьму смену белья, догадалась по кровавым пятнам на белье, что его пытали. На квартире Рютина ОГПУ «нашло» бумаги, компрометирующие Зиновьева, Каменева и Бухарина (60).

11 октября 1932 г. Менжинский, Ягода и Балицкий вместе с прокурором из ОГПУ приговорили Рютина к смерти. Тогда смертные приговоры над членами партии еще подлежали утверждению политбюро. Говорят, что на политбюро только Сталин голосовал за расстрел, а Киров, Куйбышев и Орджоникидзе – за десять лет одиночного заключения (Молотов и Ворошилов воздержались). Рютина посадили.

Узнав о судьбе Сырцова, Ломинадзе и Рютина, другие потенциальные оппозиционеры оробели и замолчали. К концу 1932 г. Сталин мог быть уверен, что, какие бы ни творились ужасы в деревне, его власть над страной была непоколебима. Теперь он жил безмятежной жизнью в Кремле и на своих дачах, перемещаясь между резиденциями в пуленепробиваемых автомобилях под охраной, вооруженной пулеметами. Он больше не ходил к интеллигентам и больше не приглашал их к откровенным беседам. Уже незачем было очаровывать или уговаривать людей. Оказалось, что наводить страх и наносить удары – гораздо эффективнее.