Сталин жил в нашей квартире. Как травмы наших предков мешают нам жить и что с этим делать

Не только отдельные семьи, но и общество в целом пытается забыть нежелательную правду, не упоминая о ней. Хранить память о событиях, которыми можно гордиться, и пытаться избежать воспоминаний о «неудобном прошлом» – известный соблазн для общества, и не только в нашей стране (Эппле, 2020). Между тем напоминания о замалчиваемых событиях всегда рядом. Например, почти в центре моего родного города стоит старое здание. Мимо него часто ходят или проезжают в автомобилях люди. Скорее всего, они не обращают внимания на это здание, ведь оно такое невзрачное. А взглянув, возможно, кто-то вздрогнет: до чего же неприятное! Ремонтировали его хоть раз? На нем нет мемориальной доски. Однако во времена красного террора в этом здании был самый настоящий концлагерь. Хранящий трагическую память дом стоит и молчит (я расскажу о нем позже). И люди молчат, ибо этот дом – нелегитимная память. В городе есть много улиц, названных в честь героев революции и Красной армии, – в таком виде память приветствовалась.

В семьях имеются воспоминания, напрямую связанные с трагическими событиями из истории Советского Союза, и они не всегда бездействуют. Периодически проявляются и что-то подстраивают, как прабабушка Гаша – невестке. И тогда человек начинает действовать, не понимая, чью роль играет и какие события воспроизводит. Например, женщине известно, что ее прабабушка пережила голод в Украине начала 1930-х. Ей никогда не рассказывали подробностей, она не знает, сколько родных потеряла прабабушка в те ужасные годы. Нашей героине не вспомнилось слово «Голодомор», она ничего не слышала о его причинах. Говорила: «война». Но однажды она задумалась о том, в какие годы это было, и тогда «что-то по датам не сошлось». Я уже говорила, что одни события прошлого у нас принято вспоминать и называть своими именами, а другие нет. О том голоде правнучка все-таки что-то знает: слышала, что это было ужасно. И в голове осталось то, о чем думать можно и положено: война (легитимная память о прошлом). Ей рассказывали, что потом бабушка всегда держала огромные огороды и выращивала на них много разных овощей. Семье все это было не съесть, поэтому она что-то продавала, что-то раздавала просто так, угощала всех, кто брал. Она не отпустила дочь учиться в город, потому что нельзя было бросать драгоценные участки. Бабушку с трудом разлучили с ее «гектаром», когда в старости она уже не могла на нем работать. Внучке, в отличие от своей мамы, удалось уехать далеко от участка, который был для нее обузой. Думала ли она, что для каждого поколения семьи этот огород – бремя не только родительской тирании, но и, прежде всего, пережитой семьей трагедии, произошедшей в эпоху другой тирании? Правнучка живет далеко от места, где голодали и умирали ее предки. У нее частный дом за городом, потому что она «любит землю». И… сами понимаете. Конечно, она выращивает намного больше, чем нужно для ее семьи. И угощает, раздает. При этом понимает, что взяла на себя слишком много. Ужасный голод продолжает «вспоминаться» в действиях. Во многом потому, что о произошедших событиях в семье не говорили. А таких событий у них наверняка было много. Отсюда постоянное стремление всех накормить, то есть сделать так, чтобы «выжили» те, кто умер задолго до ее рождения. Потомки часто делают «странные» вещи и не могут перестать, не имея никакого представления о значении своих действий, которые, несомненно, очень сильно заряжены эмоционально.

Когда были живы мои родственники, бежавшие тогда из Украины, спасая свою жизнь, я, к сожалению, не знала об этих событиях и не могла догадаться спросить о них. Наверняка им было о чем рассказать. И о том, что происходило, и о том, как им повезло. Одной моей знакомой рассказали некоторые подробности о происходившем в Ставропольском крае. В одном рассказе – и трагедия голода начала 1930-х, и его причины. Ее мать, четвертый ребенок в семье, родилась в селе, когда ужасный голод уже закончился. Он унес трех ее старших братьев. Бабушка рассказывала моей собеседнице, как пришли трое красноармейцев (двое мужчин и женщина) и зерно «из-под детей забрали» – она попыталась припрятать немного пшеницы под матрасом маленьких сыновей-близнецов. Мужчины потыкали штыками в постель и ничего не обнаружили. Но женщина подняла с постели близнецов, хлебозаготовители перевернули все вверх дном и нашли спрятанное. Понимали ли они, что дети, которых они подняли с кровати, умрут, как и еще один ребенок? Тем временем моего прадеда и его сотрудников, живших в городе, арестовали за разговоры на работе о том, что в селах ужасный голод губит множество людей. Сейчас факт голода 1930-х годов общепризнан (Громова, 2008).