Сталин жил в нашей квартире. Как травмы наших предков мешают нам жить и что с этим делать

Как много я слышала историй о сталинском времени, когда кто-то поплатился за неуместные слова или когда боялись за человека – как бы он не поплатился… Часто думаю: ведь, слушая такие истории, мы должны испытывать ужас. А теперь признайтесь: чувствовали ли вы ужас? Если попытаться вынудить кого-то признать, что происходящее тогда было ужасно, зачастую слышишь в ответ: «Ну, это же было давно!» В данном случае подчеркивается временна я дистанция: это происходило не со мной, а с кем-то другим, давно. Интеллектуальная оценка («это ужасно») сохраняется, но ужас не ощущается.

В связи с этим вспоминается известное выражение «давно и неправда». Здесь одновременно проявляются уже две психологические защиты. Давно – значит, не имеет большого значения, не стоит ворошить старое. Неправда – отрицание факта. Отрицателей сталинских преступлений немало, к сожалению. Впрочем, это касается психологических защит наших современников. А как жили люди в то время, как они психологически все это выдерживали? Конечно, им было нелегко.

Люди, жившие при Сталине, были дезориентированы и напуганы; им не всегда легко было разобраться, о чем можно и о чем нельзя говорить, чему верить и чему не верить.

Например, мой прадед-железнодорожник. Вернувшись из заключения, он оказался среди родных людей. Какую часть правды об увиденном и пережитом мог он рассказать? Произошедшее с прадедом мне описывали так: «Никто тогда ничего не понял. На работе устроили собрание, сказали, что на строительстве канала требуются инженеры и его (прадеда) отправляют туда». На самом деле его в тот день арестовали. Потом судили. Кто кому в семье говорил неправду? Кто рассказывал о собрании на работе? Говорили ли так детям, чтобы они не знали о «враге народа» в семье? Или сам прадед выдумал эту ложь? Тетя сказала: «Но ведь было же какое-то собрание!» На самом деле никакого собрания не было. Да, его арестовали практически на работе: на вокзале в Минводах. Совсем недавно я узнала, что в Дмитлаге в тот период действительно требовались люди с техническим образованием. Если приговор получал инженер или техник, ему сообщали, что на строительстве канала требуются как раз такие специалисты. Вот в чем доля правды! Один из способов утаить правду – сообщить ее выборочно, ту часть, которую можно высказать безопасно. Информация при этом может иногда искажаться до неузнаваемости. И теперь я думаю: какую часть правды сообщали мне мои родственники в разные годы?

Информация могла считаться позорной

. В обвинительных заключениях содержатся вполне приличные формулировки. В них, как правило, не говорится, что человека посадили за какие-то разговоры. В архивной справке вы, возможно, прочтете, что ваш родственник «проводил контрреволюционную агитацию, направленную на подрыв мощи советского государства». Звучит серьезно, и люди верят, что внутри страны есть враги родины и народа, которые активно им вредят. Такая формулировка и содержится в печально известной статье 58–10. Именно за «контрреволюционную агитацию» арестовали моего деда, когда он находился на фронте. По документам действия осудивших человека и вынесших приговор выглядят «прилично» и даже как будто обоснованны. Все сделано так, чтобы стыдно было родственникам осужденных, а не осудившим. Я встречала людей, которые стыдились деда или прадеда, сидевшего за «вредительство» (и даже возмущались, обнаружив его в списке репрессированных). Как ни парадоксально, потомки зачастую совсем не уверены в невиновности родственника или сомневаются в том, что он вел себя достойно! Такое, кстати, я однажды заметила и за собой (когда, имея неполную информацию, подозревала бабушку в доносе). И это тоже известный вид защитного реагирования, причем не самый зрелый. Он заключается в следующем. Если ожидаешь плохого, то в худшем случае будешь подготовлен, а если случится лучшее – получишь неожиданную награду. Вот так и я на всякий случай предположила худшее. И ведь была вознаграждена!

Потомкам может быть стыдно рассказывать о репрессированных предках или они не хотят пугать людей такой тяжелой информацией. В конце концов, информация о том, что предка арестовали, допрашивали и, возможно, пытали, способна вызвать не только ужас, но и стыд… Это тоже одна из причин того, что репрессии вообще мало обсуждаются. Случалось, после того как я инициировала разговор о репрессиях, мне становилось неловко из-за того, что вынудила людей слушать эти ужасы.