— Вы знаете о восстании «Ника»? — Не получив ответа, он открыл книгу без переплета и начал листать страницы. — Восстание «Ника» сделало Юстиниана настоящим императором. Это классический пример того, как неблагоприятное событие приводит к благоприятным последствиям. И — что еще важнее — момент, когда уличная девка и блудница доказала, что она может быть достойной императрицей. — Должно быть, он не смог найти страницу, которую искал, и продолжил, глядя на меня, рассказывать то, что помнил: — Восстание «Ника» разгорелось, когда арестовали семь человек из «зеленых» и «голубых». Цвета соответствовали болельщикам зрелищ — они содержали и поддерживали колесницы определенного цвета и представляли собой две крупные и влиятельные группы того времени. Началось все с потасовки между этими группами на ипподроме во время гонки на колесницах. Зачинщики потасовки были схвачены и приговорены к казни. Два человека — один из «голубых», другой из «зеленых» — чудесным образом избежали повешения и укрылись в монастыре. Несколько дней спустя во время скачек на ипподроме «голубые» и «зеленые» обратились к императору с просьбой о помиловании этих двоих. И когда император отказал им, бывшие враги — «голубые» и «зеленые» — объединились и начался бунт. Ипподром содрогался от возгласов «Ника!.. Ника!..» Ярость толпы была настолько сильна, что император укрылся во дворце. Толпы бунтовщиков после этого хлынули на улицы Константинополя. На самом деле бунт можно было легко подавить, но когда к восставшим примкнули недовольные налоговым гнетом аристократы, ситуация резко обострилась. Взбесившаяся толпа ворвалась в тюрьму и освободила заключенных, а потом они подожгли собор Святой Софии, Патриархат, здание Сената, собор Святой Ирины, Цистерну Базилику, бани Зевксиппа и здания, расположенные на главной улице Меса. Сердце города пылало и трещало в огне.
Даже Али, которого эта история совершенно не тронула вначале, услышав про пожар в городе, начал с интересом слушать Адема. Конечно, это не ускользнуло от внимания хитрого бизнесмена.
— Просто представьте себе это, инспектор Гюрмен. Ужасное зрелище. Весь Султанахмет, да что уж там — улица Меса вплоть до района Аксарай объяты пламенем… На второй день повстанцы окончательно осмелели: они собрались на ипподроме и потребовали отстранения от власти всех высокопоставленных лиц империи, включая префекта. Осознавая возможные последствия, Юстиниан пошел на условия бунтовщиков. Но беспорядки продолжались. На пятый день император в отчаянии отправился на ипподром и обратился к восставшим. Он сказал, что если прекратят бунтовать, то никто не будет наказан. Но толпа не слушала его. У них появилось новое требование: они хотели сменить императора. Ошеломленный этим требованием, Юстиниан вернулся во дворец. Пока толпа искала кандидатуру нового императора, Юстиниан рассматривал план побега и уже отдал приказ готовить корабль. Когда император был наготове, в тронном зале появилась Феодора. С высоко поднятой головой она уверенной походкой подошла к своему супругу. «Не делайте этого, повелитель, — сказала спокойно. — Не нужно бежать. Даже если это единственный путь для спасения, не делайте этого. Мы все умрем однажды — не стоит сомневаться в этом. Но важно не просто умереть, а уйти достойно, чтобы потом о тебе вспоминали. Бегство приведет к вашей погибели. Прошу вас, не бегите. Что до меня, то не будет мне лучшего савана, чем пурпур королевского плаща…» Юстиниана поразили и даже немного пристыдили ее слова. А Феодора ведь была самым дорогим человеком в его жизни. Он передумал бежать и, позвав во дворец своих лучших полководцев — Велизария и Мунда, отдал приказ покончить с повстанцами. В тот же день толпа бунтовщиков собралась на ипподроме, чтобы выдвинуть новые требования. Безжалостные полководцы вместе с вооруженными воинами пробрались с разных входов на ипподром — сейчас это площадь Султанахмет. Потом перекрыли выходы и начали убивать всех без разбора, включая женщин и детей. Погибло около тридцати тысяч бунтовщиков. Той ночью им был дан жестокий урок: восстание «Ника» было подавлено. Теперь Юстиниан мог приступить к восстановлению города.
— Кажется, вам по душе эта бойня. — Лицо Али было искажено гневом, будто он услышал испуганные крики на ипподроме. — И вы в восторге от обезумевшей женщины, которая разделалась с тридцатитысячной толпой только для того, чтобы удержать свою власть. Это отвратительно. А вы тут стоите и восхваляете ее… Что в этом хорошего? — Он показал на самку попугая в клетке. — Еще и бедную птицу назвали в честь этого чудовища!
Попугай как будто понял, что речь идет о нем, и повторил:
— В честь нее… в честь нее… Бедную птицу…
Адем Йездан вновь ограничился искренней улыбкой: так он скрывал свои истинные чувства.