Стамбульский ребус

Али держал руку на подбородке: кажется, он столкнулся с каким-то неразрешимым вопросом.

— Получается, это здание тоже находится на месте старого дворца?

Хваткий бизнесмен сразу понял, к чему ведет этот разговор, и перешел в оборону.

— Прошу вас, инспектор Гюрмен. Наше здание — не единственное на этой территории.

Али все еще смотрел на модель и задумчиво пробормотал:

— Лучше бы оно было единственным. — Он снова посмотрел на Адема-бея, и в его взгляде промелькнула искорка, но тут же угасла. — А еще лучше, если бы в этом районе вообще не было никаких зданий, кроме исторических сооружений. Вот тогда это действительно стало бы туристическим событием века.

Адем Йездан не знал, что сказать. Если честно, я тоже был немного ошарашен. Может, я недооценивал парня, его здравомыслие и интеллект. Бизнесмен, питавший страсть к истории, вышел из оцепенения раньше меня.

— Об этом не может быть и речи, инспектор Гюрмен. Большой дворец пришел в упадок более тысячи лет назад.

Он поднял трость и указал на кушетки, расставленные по залу.

— Посмотрите, что мы сделали. В Большом дворце был большой церемониальный зал Аккубия, где принимали государственных мужей. Там стояло девятнадцать таких кушеток. Вот так мы воскресили прошлое. — Он сделал несколько шагов и дотронулся до одной из кушеток. — Здесь их как раз девятнадцать. Как когда-то было в зале Большого дворца. Пока это все, что нам удалось сделать. Невозможно осуществить реконструкцию дворца в полном объеме. Теперь на его территории тысячи жилых и деловых построек.

Али не волновали ни подобные доводы, ни сам Адем Йездан.

— Лучше бы здесь вообще никто не жил… Тогда стервятники не кружили бы повсюду в поисках гниющей плоти.

Несмотря на откровенное оскорбление, Йездан оставался спокойным или ему отлично удавалось подавлять пылавший внутри гнев. Вместо него на реплику Али ответил Эрджан:

— Простите, инспектор Гюрмен. Думаю, такие сравнения едва ли уместны… Господин Йездан и так любезно встретил вас…

— Не нужно, Эрджан, — Адем-бей резко перебил его. — Я могу понять Али-бея. Он любит свой родной город. — Потом перевел взгляд на моего напарника: — Поверьте, инспектор, мне тоже больно от всего происходящего. Я мечтаю о том же, что и вы. Но уже слишком поздно. Вы правы: в туристическом секторе сейчас слишком много людей — они ничего не знают об истории города, но ведут свой бизнес. Я осуждаю их так же, как и вы. Но без правильных инвестиций, новых отелей и центров мы не сможем разрекламировать город на международном уровне. В этом деле нет места для чувств, инспектор. История и туризм — вещи очень сложные…

Я подумал, что Али сейчас огрызнется, но он промолчал и вместо проклятий опять перевел свой пылавший яростью взгляд на макет Большого дворца. Адем Йездан, воспользовавшись моментом, обратился ко мне:

— Если хотите, инспектор, мы можем поговорить в соседней комнате, — предложил он, указывая на среднюю из трех дверей слева. — Там намного спокойнее.

История пишется кровью

Мы могли поговорить в более спокойном месте, но тихим его точно нельзя было назвать. Когда мы вошли в хорошо освещенную комнату с большим столом из красного дерева, кожаными креслами и огромным ковром, раздался странный голос:

— Приветствую… Я Феодора… Добро пожаловать ко мне во дворец.

Феодора сидела в большой клетке, висевшей перед бархатными занавесками цвета шампань, и, увидев нас, оживилась, начала раскачиваться взад и вперед, повторяя эти слова.

— Добро пожаловать ко мне во дворец, добро пожаловать ко мне во дворец.

Этот попугай был точно таким же, как и царь Визас Недждета Денизэля. Тело пепельного оттенка, ярко-красный хвост и большие круглые глаза, с интересом смотревшие на нас. Заметив Али, птица слегка засуетилась, повернула голову и пошла по клетке в его сторону.

— Приветствую… Я Феодора… Добро пожаловать ко мне во дворец.

Адем-бей, видимо, желая понизить градус напряженности, обратился к Али с улыбкой:

— А вы ей понравились, инспектор. Она не со всеми так любезничает.

Всем нужна была небольшая разрядка, и я решил еще немного поговорить о попугаях.

— Царю Визасу Али тоже пришелся по нраву, — сказал я, коснувшись прутьев клетки. — Скажите, это случайно не родственница того попугая, которого мы видели в доме Недждета Денизэля? Просто они так похожи…

Адем с любовью посмотрел на птицу. Он растрогался, как будто это был его собственный ребенок.

— Можно сказать, и родственница… Царю Визасу тридцать два года, а этой маленькой принцессе всего лишь девятнадцать…

— Эти птички действительно живут так долго?

Я увидел грусть в его глазах.

— Некоторые даже до восьмидесяти лет доживают. Это серые попугаи жако. Очень умные существа: могут запоминать до тысячи слов… Но нежные создания: если хоть один заболеет и умрет, то вся стая последует за ним. — Он глубоко вздохнул. — У меня их было восемь, четыре пары… Но подхватили какой-то вирус, и все погибли.