Стамбульский ребус

— У истории странная логика, Али-бей. И конечно, невозможно сказать, что эта логика совершенно справедлива. Но давайте задумаемся: если бы по совету Феодоры Юстиниан не подавил восстание, в Константинополе не произошли бы значительные изменения, город не возродился бы из пепла. Не был бы построен, к примеру, собор Святой Софии. — Он повернулся ко мне: видимо, запомнил, что эта тема дорога моему сердцу. — Вы знали, инспектор, что Святая София, которую мы лицезрим сегодня, это третья по счету постройка? Первая деревянная церковь была возведена на этом же месте примерно за двести лет до последней. Простой храм с деревянной крышей, известный под названием Великая Церковь. Пятьдесят лет спустя она сгорела. Наверное, вы помните императора, который возвел стены вокруг города — Феодосия Второго… Так вот, он построил на ее месте вторую. Именно эту церковь сожгли во время восстания «Ника», после чего Юстиниан отдал приказ отстроить великолепный собор Святой Софии. — Он обернулся к Али: хотел убедиться, что его слова произвели должный эффект. — Строительство шло целых пять лет. Над храмом трудились не только архитекторы, но и множество известных мыслителей и ученых того времени: математики Анфимий из Тралл и Исидор Милетский… Около десяти тысяч рабочих трудились день и ночь, чтобы построить этот храм. Строительство завершилось в пятьсот тридцать седьмом году. На тот момент это было самое крупное купольное сооружение в мире. Даже спустя тысячу лет великий архитектор Синан не смог повторить этот купол в своих шедеврах — мечетях Сулеймание и Селимие… Только три здания в мире превзошли Святую Софию размерами купола: собор Святого Павла в Лондоне, базилика Святого Петра в Риме и Миланский собор…

Ненадолго повисла пауза. Я подумал было, что Али закрыл эту тему, но он тут же напомнил: спор не окончен.

— Церкви и храмы строятся для людей, — сказал мой напарник. — Для того чтобы они могли обрести покой и почувствовать себя ближе к Богу. Нельзя смыть кровь тридцати тысяч строительством храма. Даже если это самый потрясающий и наисвященнейший храм в мире. Никакое количество мрамора, камня, дерева, железа, меди или золота не дороже человеческой жизни.

Адем Йездан по-прежнему сохранял спокойствие. Он скрестил руки на груди.

— Но история пишется кровью, Али-бей. Когда султан Мехмед Второй завоевал Константинополь, он в качестве награды позволил своим людям три дня грабить город. Почему-то я не думаю, что они ходили и раздавали цветочки на улицах. Давайте откровенно: здесь лилась кровь, а женщин, детей и подростков брали в плен… И теперь мы будем ругать Мехмеда Второго за то, что он допустил такое?

Али какое-то время колебался. Честно говоря, мне и самому было интересно, как он отреагирует. Ни Адем-бей, ни его верный приспешник Эрджан не проронили ни слова. В просторном зале было слышно только, как окна дрожали от сильного шторма, бушевавшего снаружи.

— Если он допустил подобное, то это было ошибкой, — забурлил Али. — Жестокость по отношению к людям невозможно оправдать. И неважно, кто это сделал: Мехмед Второй или Юстиниан — тиранию по отношению к невинным людям не оправдать.

Адем-бей усмехнулся. Но по его взгляду было видно, что он разозлился.

— Слишком сентиментальные рассуждения, — сказал он. — Вы настоящий романтик.

Эти слова точно порадовали бы Зейнеп, но вот на Али они произвели противоположный эффект. Он слегка подался вперед и посмотрел на Йездана.

— Вы сильно ошибаетесь, Адем-бей. Я далек от романтики. И вообще ее не переношу. Но, слава богу, у меня есть совесть. И я способен отличить добро от зла. Именно поэтому мне не нравятся не только те, кто приходит к власти через кровопролитие, но и те, кто одобряет действия последних.

Гнев, сверкавший у него в глазах, был сильнее слов, которые слетали с его уст. Адем-бей не знал, что сказать, и обернулся ко мне за поддержкой. Увидев равнодушие у меня на лице, он начал искать взглядом Эрджана. Но начальник его охраны пребывал в таком же недоумении, как и он сам.

— Вот сейчас вы перегнули палку, Али-бей… — произнес он наконец с едва скрываемой ненавистью. — Сейчас вы говорите точно так же, как сказал бы убийца Недждета Денизэля.

Не думаю, что Али, вступая в спор с Адемом Йезданом, рассчитывал на такой эффект, но факт был налицо: он довел его до нужной кондиции.

— Что вы имеете в виду? — тут же спросил я.

— Что я имею в виду, инспектор? Убийца Недждета всякий раз при встрече нес такую же ерунду. Все те же бессмысленные разговоры о том, что история пишется победителями, а творят ее всякие проходимцы.

Ого!

Мне было все равно, что именно говорил убийца; сейчас меня волновало только одно: кто это был?

— И кто же это, позвольте поинтересоваться?

Адем-бей обескураженно посмотрел на меня: его как будто удивило, что я не знаю этого.