СТАТУС-КВОта

Столп облачный стал ночью огненным столпом, указывая путь между барханов. Искрился фиолетовым свечением песок на склонах. Взрывался веером фонтанов, когда из-под него ошпарено выметывались гюрзы, скорпионы и песчанки – чтоб замертво упасть.

Все ощутимее давил и припекал спины убегавших страх возмездия: в слезах, смертях, гниеньи трупов захлебывался Мицраим Египта.

Взмолился Моисей:

– Ты нас загонишь, господи! Уж пали без воды больше двухсот ослов и лошадей! Детей и женщин некому везти…

«Надо идти быстрей. Грядет погоня!» – вложился в его мозг ответ, как меч сине-стальной ложится с лязгом в ножны.

– Им не до погони, господи… Младенцев – первенцев, тобою истребленных, надо хоронить, от падали очистить улицы…

«Ожесточил я сердце фараона»

– В который раз, о господи, зачем?!

«Чтобы узрел народ славу и могущество мое на войске Машиаха…оно уж запрягает колесницы».

– Нам мало крови Мицраим? Мы пролили ее неисчислимой мерой.

«Ту меру я определяю, но не ты. Веди народ мой к морю. Торопись».

К утру на берегу моря Чермного близ Ваал-цефона, взобравшись на бархан, увидели старшины, обмирая в ужасе: на горизонте чуть приметно вспухают клубы пыли.

– Погоня! – истошный крик скатился вниз по склону. Так скатывается лава из вулкана в воду у подножия, вспарывая с рыком жидкую стихию. Взорвалось криками людское море, взывая к Моисею:

– Зачем ты нас привел?!

– Разве нет гробов в Египте, чтобы принять смерть здесь, на краю пустыни?! Ответь нам, Моисей!

– Вы получили то, что возжелали, плясали на костях и трупах Мицраим и рвались из Египта с золотом его, – накрыл он трубным гласом вопли.

– Ты нас привел сюда… что делать Моисей!?

– Спросите господа. Я вел вас его волей.

– Спаси нас, господи! – стонали, плакали в предсмертьи ожидания Хабиру.

– Спаси народ свой, господи! – надломлено и сокрушенно взмолился Моисей, приведшему народ. Ибо молчал, струился над барханами надменною, белесой зыбкостью их Проводник. И лишь тогда озвучилось над толпами:

– Что вопиешь ко мне? Подними жезл, простри руку над морем.

И сделал это Моисей. И стали расступаться воды. Неведомая сила продавливала их ложбиной. Ложбина углублялась, обнажая дно. И, наконец, лишь плавленым свинцом отблескивали лужи, скопившись в малых впадинах на дне. Непостижимый разумом проран прорезал море надвое, две сине-стеклянных водяных стены дрожали напряжением. Из них выхлестывало силою разгона рыбьи туши. Серебряные веретена, описав дугу, увесисто и обреченно шлепались на дно, предсмертно колотя хвостами в лужах.

Впитав с угрюмой и покорной отрешенностью собою сотворенное, шагнул в проран Моисей. Все выжглось и иссохло в нем за летний месяц нисан – как испарится в этот месяц все в Пилате, спустя тысячелетия, пославшего Исуса на Голгофу. Жила лишь в Моисее, руководила телом и поступками его миссия Мессии.

Он зашагал по суше, бывшей морем. За ним, теснясь в жестокой давке, ринулись старейшины, затем все остальные.

Аменхотеп IV – он же Эхн-Атон стоял перед прораном в море. Роняли хлопья желтой пены с губ, запряженные в колесницы кони. Шестьсот боевых колесниц, сгрудились за спиной его, взбив до небес пыль Раамсеса (пустынная местность на северо-востоке Египта).

Невиданных две водяных стены, прорезав Чермное море тоннелем, переливались ультрамариновым и малахитовым соцветьем. Гудели потрясенно лучники на колесницах. Проран был пуст. Мокрятина песка на дне его истолчена прошедшими здесь толпами. Валялись там и сям расплющенные тушки серебристой рыбы и тусклым перламутром иссыхали рядом внутренности их.

И фараон, в ком ярилось от мести сердце, давя в себе бунтующий инстинкт опасности, послал отборных жеребцов меж водяных обрывов: погоню надо было завершать.

Лавина колесниц втянулась следом. Косили кони кровянистыми глазами на вздыбленную изумрудность вод, рвались из упряжи. И меченосцы, лучники, спешившись, висели на уздцах, удерживая зверевшую от страха конницу. Нежнейше перистая пухлость облаков над головами сгущалась и чернела на глазах, и затмевала солнце.

Через семьсот иль восемьсот локтей у колесницы фараона вдруг обломились оба колеса. Повозка рухнула на бронзовую ось. Творилось за спиной Аменхотепа тоже самое: трещали и отламывались рядом у колесниц колеса, катились по песку. Ударившись в упругость стен тоннеля, отброшенные нещадной силой, они калечили и воинов и лошадей. Рев, вопль бессилья вспухал за фараоном: зарывшись осями в песок, бессмысленною, тяжкою обузой стали колесницы.

– Владыка двух миров, нам не уйти отсюда!!

– Не обмочив мечи в крови Хабиру, отправимся к Осирису и Птаху (в предчувствии конца вернулись в память боги преисподней).

 – Разгневался Анубис: мы не предали земле мертвых…

– Ра отворачивает лик от нас: смотри на небо!

– Их берегут Осирис с Птахом!

– Отдай приказ вернуться, владыка, посмотри на небо!

…Стоящий на скале Моше фиксировал итоговую завершенность дела – последние разрозненные семьи брели из водного прорана, едва передвигая ноги, многие на четвереньках, ступая на твердь берега, тряслись в припадках радостного исступления, целовали камни.