СТАТУС-КВОта

К утру, набрякшая влагой непроницаемость тумана осела в чашах, кувшинах, гоморах обильною росой, заполнившей сосуды. Туман взорвал неисчислимый трепет крыльев. Пронизывая хмарь предрассветья, стан накрывали отягощенные жиром перепела. Измученная тьмой и перелетом птица трепещущим обвалом оседала на спины, на плечи просыпавшихся Хабиру и на песок меж ними. Их били палками, камнями, им отрывали головы. Полнились трепетавшими пернатыми тельцами сосуды и корзины. Захлебываясь обильною слюной, вздували средь камней огонь, щипали птиц и кипятили воду. Гудели раскаленным вожделением голоса, визг детей и женщин полосовал светлевшую пустыню.

Рассеялся туман. Багрянцем Ра окрасило пески и вопль изумления взмыл над станом. Пустыня поседела. Ее покрыла белесая, крупичатая сыпь.

– Ман гу?! (что это). – Был единый выдох.

Собрали близлежащую крупу в корзины. Таам – ахаль (испробовали, стали есть). Рты заполнялись сладостным, давно забытым вкусом хлеба. И возопили в исступлении:

– Лэхэм га – паним! (хлеб живой, сошедший с небес).

То была вековечная еда арабов, бедуинов, плоды пустынного, дарованного богом злака «Ман», чьи шарики, затвердевая, разносятся ветрами по пескам. На этот раз им повелели: дуть к Хабиру.

Наелись и напились до отвала. Была суббота. Натянув шатры и пологи, запрятались от солнца и затихли. Повальный сытный сон сковал переселенцев.

Впервые за терзавшие страданиями, жаждой дни вползло в разум беглецов и свилось уютными клубками умиротворение.

Маячил впереди последний из трех месяцев пути к Синаю, но освещен он был теперь для Моисея надеждой, замешанной на воле покровителя его, Мальаха-Ра.

ГЛАВА 33

Он слушал браминов в храме Парабрамы в Бенарисе и думал: как слаб человек перед Ничтожествами, когда не занят его Разум. Его Будхи (высший разум) вместилище и наставник, отстранено дремал. Бодрствовал лишь ум, впитывая и пропуская через себя поучения браминов – бесстрастно и отстранено. Ибо все, что говорили эти посредники меж их персональным богом и им, Иисусом, было давно известно, отсортировано по степени важности. И многое отторгнуто.

– Исполняй то, что велит долг, не беспокоясь о плодах своей деятельности, ибо действуя так, ты идешь по пути к всевышнему – высоким, надтреснутым голосом выпевал на санскрите первый брамин, монотонно раскачивая иссохшее, цвета жженой кости, тело в оранжевом хитоне. Голова его, обернутая черным тюрбаном сальных волос, маслянисто взблескивала, попадая под сияющую спицу солнца. Та протыкала полутьму храма, врываясь в нее из щели в крыше.

…«Fais сe que dois, advienne que pourra» – «делай, что должно, и пусть будет что будет», – услужливо и быстро выщелкнула память латинский аналог сказанному. Латиняне выразились короче и точнее. По спине ползло, щекотало кожу одно из «ничтожеств» – капля пота. Приглушенно гуркотали белые слитки – голуби под крышей; влажный пресс духоты заползал в легкие липкой жижей; вкрадчивый цокот четок, кои перебирали пальцы – колбаски третьего брамина, забивал уши. Эта шелуха бытия назойливо облепляла ум и память. Разум по прежнему дремал, ибо если ум дан телу божьему для принятия и отвержения житейских решений – то высшим предназначением Будхи являлось различение Истинного и Ложного.

– Будхи, помещенный в женское тело становится рабом ума, направленного на приобретение плоского и материального, – между тем сменил первого второй брамин, грузно подрагивая пухлым чревом под промокшим хитоном. – Природа наделила женщину воспаленной заботой о телесном в ущерб духовному. продолжал брамин.

«Женщине, как и ребенку нельзя давать свободу – закон Ману 9.3» – всплыло на поверхности бездонной памяти Иисуса. Он едва приметно поморщился – его время, эту бесценную эфирность мироздания, транжирили хозяева бесцеремонно и напористо. Они преподносили гостю в дар уже использованные Разумом, потертые ракушки, вместо золотников мудрости и он вынужден был делать вид, что принимает их дары. Все сильнее давило сердце у сидевшего поодаль от беседующих. Душный зной хищно обволакивал Бхарату Арабо – гида, проводника и соратника Исуса по Индии.

Восемь лет совместных странствий сделали его больше чем тенью Иисуса. Он был теперь вторым «я» Посвященного, сообщающимся с ним сосудом. И теперь нетерпение и досада, пропитавшие плоть Избранного, наползали на Арабо опасностью: зачем он поддался и принял приглашение браминов Парабрамы, зачем они здесь!?