Шибая сивушным духом, суетливо сворачивает неподатливый и продырявленный под мышками скафандр кладовщик Гандурин. И, пятясь задом, тащит горячий ком к себе в каптерку – заменить на целый. Так жук скарабей укатывает навозный слиток в нору – подалее от чужих глаз.
Вокруг Тихоненко белохалатная толпа…паническая суета медбратьев… нетерпеливый хлесткий голос:
– В реанимацию!
Двое санитаров, вздев Тихоненко с пола, переложили на носилки. Подняли их. Он упирается бескостными трясущимися руками в края носилок и поднимается над ними. Надрывно, сотрясаясь, кашляет: из рта шрапнельным веером хлещет багровая брызга: ошметки обгоревших легких пятнают белую стерильность окружающих халатов. Хирург отшатывается, вытирает лицо. Втыкает в стоящих медбратьев придушенный фальцет:
– Какого черта?! Быстрей!
Сквозь лающий надрывный кашель из Тихоненко ползет утробный, страшный хрип:
– Д-д-о-о-м-о-ой…
– Сказал, в реанимацию! – рычит старший медкоманды.
Толкнувшись о носилки, Тихоненко соскальзывает с них – с тупым стуком брякается на бетон. Подняв голову, еще раз хрипит сквозь кровянисто-черный оскал рта:
– До-о-мой!!
Гвоздем в его мозгу сидит Слово Евгена: «Что бы не случилось, возвращайся домой. Я буду здесь».
К уху старшего склоняется мелованное ужасом женское лицо:
– Арнольд Иосифович…он не жилец…еще от силы полчаса и все! Вам это нужно в вашей реанимации?!
Хирург, вперившись в лежащего, диагностирует его двадцатилетием своего опыта:
«Напрочь сожжены трахеи, бронхи, спеклась, закоксовалась скорее всего большая часть альвеол в легких…что за чертовщина? Он ведь дышал в скафандре из баллона, там воздух практически нормален! Ошметки легких или бронхов летят при кашле…весь организм посажен на изуверскую скудность кислорода – синюшное лицо и губы, лезут из орбит глаза».
Закончив диагностику, уверился врач: действительно, еще от силы пол часа. А может меньше. Махнул рукой:
– Все слышали? Желание больного для нас закон. Два обезболивающих – и домой его.
Развернулся, пошел подпрыгивающей походкой кочета.
…Евген открыл глаза. Сидя на корточках спиной к сосне – попробовал подняться. Застывшие в анабиозе – сомати, почти что обескровленные волокна мускулов отказывались подчиняться. Он обратил свой Будхи к сердечной мышце, стал учащать ее работу, ускоряя кровоток по телу, насилуя истерзанное вместилище любви. И делал это, пока не разогнал сердечный ритм до нормы в пятьдесят ударов. И лишь тогда с мучительным усилием тягуче разогнулся, встал. Попробовал шагнуть – взвихрился в переплясе сумрак окружающего мира. Чтобы не упасть, обнял сосну, напитываясь от шершавости коры живительной, смоляной эманацией.
Стал ждать. Не отпуская от себя, держал Евгена в пронизывающей ауре всевидения Эгрегор.
Вновь проявилась и сгустилась в памяти человечья жертва – с обугленной трахеей, бронхами, со спекшимися в чадном жаре легкими. Они надрывно, почти уже бесплодно гоняли воздух. Опаленные двухсотградусным пеклом.
Чукалин захотел познать субатомарную суть происходящей холостой работы. И тотчас увидел хаос, ристалище распада. В здоровом организме венозная – без кислорода, кровь втекала в легкие через легочную артерию. Та разветвлялась на концевые артериолы, которые, в свою очередь, дробясь на капилляры, просачивались сквозь межальвеольные перегородки и оплетали пузырьки альвеол. Их стенки, выстланные дыхательным эпителием мгновенно обогащают эритроциты кислородом воздуха в миллионах капилляров. После чего те, обретая пурпурную жизнетворящую суть, несут ее артериями в организм, обеспечивая гармонию сосуществования.
Нещадная алчность температуры, пожрала альвеолы и эластичные волокна у Тихоненко. Те не могли уже насытить капилляры кислородом. И не могли очистить тело от углекислотной, накопившейся в крови отравы. Весь это процесс вдруг пропитал Евгена огрузлой, неподъемной тяжестью всепланетарного аналога, который преподнес на горе Синай Архонт Моисею. Так опаленный паразитарной жадностью наживы первобытно-общинный организм был не в состоянии обогащаться кислородом гармонии. Стыд, совесть, честь, традиции, любовь – чем орошали людей Пророки – суть тот же эпителий Господа. Сожги его лихорадкой воровства, обмана, зависти – весь организм пойдет вразнос, в распад хаоса. Сказал в своей «Авесте» Заратуштра: «Не вкатывай в сырую гору валун завистливой наживы. Утяжеленный грязью, он ринется обратно и тебя раздавит».
И пораженный бешенством пляски хабиру перед золотым тельцом, разбил в скорбящем гневе две скрижали Моисей – с начертанным на них Декалогом, где сказано в десятой заповеди: «Не желай (не завидуй) дома ближнего твоего… ни вола, ни осла, ничего, что у ближнего твоего».
И следуя этому завету, погнал Иисус из храма плетью ростовщиков – торговцев.
И подытожил все изреченное последний из пророков Муххамед в Суре «Аль – фаляк»:
«Куль а узу би рабби ль – фаляк…уа мин шарри хасидин иза хасада (Я прибегаю к помощи господина рассвета…от зла завистника, когда он завидует – араб.)».
Пророки более не посылались к людям: сколько можно вразумлять двуногих Словом?!