СТАТУС-КВОта

– Добро. В 17.00 за тобой заедут. И никому! Кроме меня. Ни языком, ни сном, ни духом, про то, что видел. Фотографии не получились, засвечены все пленки.

– Слушаюсь, товарищ маршал.

– И постарайся сынок. Больно много дел государственного калибра в том шаре запаяно. Теперь про самое главное: пентагональное сооружение на шаре. Подробней можешь о нем?

– Оно пульсировало, излучало свет толчками, товарищ маршал, как будто…

– Стоп! Все. Иди, работай.

«Значит было. Не показалось ему».

Тяжело загнанно металось сердце в груди: отныне начинается отсчет иных времен, иных событий для Отечества, для детей и внуков его.

Они разошлись. Один рисовать. Второй, нещадно давленный войной, легендарной славой и хищной завистью бездарной сволочи, остался сопоставлять и связывать все воедино. Он видел японскую кинохронику о живых трупах. Хиросима и Нагасаки явили потрясенному миру этот островной вид хомо-сапиенса: люди выжившие в атомном взрыве. Он еще ходили, разговаривали, ели. Но в каждом из них счетчик Гейгера неумолимо рубил минуты и часы, укорачивая срок оставшегося бытия. Ускоренно разрушались лейкоциты в крови, разжижался в мертвенную слизь костный мозг.

Офицер, который должен войти к нему, причислен был своей судьбой именно к такой категории. И обречен на муки предназначенной ему кончины.

– Садись, майор – сказал маршал Жуков вошедшему капитану, давя в себе сосущую гадюку– жалость, не позволяя ей свиться клубком спазма в горле. Предупреждая вызревшую на лице Заварзина поправку, повторил – майор ты, сынок, уже майор.

Заварзин сел.

– Справился? – спросил Жуков.

– Так точно, товарищ маршал.

Заварзин положил на стол четыре рисунка. Общий вид разбухшего после взрыва шара в небе, к коему подсасывалась грибовидная нога с земли. На остальных трех рисунках плотной барельефной лепкой впаялись в шар зафиксированные изображения: X-DRON – добытчик минералов, голова в шлеме, пирамиды и пентагональное сооружение, склеенное из архитектурных сегментов – все то, что осталось от явления к Жукову Гильшера и намертво впечаталось в принесенные им фотографии еще тогда, 46-м году.

 – Ма-ас-тер! – Изумленно выдохнул Жуков, пораженный точностью рисунков – золотая рука у тебя, сынок, и память на диво. Может, маху ты дал, когда надел погоны.? Тебе бы художником быть.

Было не до выбора, товарищ маршал.

 – Еще раз подробнее расскажи о Пентатроне (лишь двадцать лет спустя уже перед самой смертью ему обозначили феномен Пентатрона: фотонно-нейтринный генератор).

– О чем, товарищ маршал?

– Вот это здание, пятиугольник, ты говоришь пульсировал излучением?

– Так точно. Прерывистый, пульсирующий зеленоватый свет. В бинокль, хорошо было видно, как эта штука испускала импульсное излучение.

«Ему не увидеть последствия нашей победы… которая свершилась и полыхнет фотонной вспышкой с Пентатрона через девять лет» – алмазом по стеклу взрезало память маршала.

«Через девять лет»: 46-й – 54 –й, нынешний. Энлиль сейчас водил этим алмазом – Энлиль!

Все выстроилось. Все стало на свои места – он в этом убеждался потом до самой смерти. Едва переварив победу в 45-м, хрипя и задыхаясь, они рванулись в новую, навязанную им «Статус– КВОтой» гонку: за лилипутский выход человечка на орбиту и создание ядерного оружия.

И «победили» в этой гонке – сегодня над их головами, над истощенным людом, запряженным в железную колесницу индустрии, хлестнул бич опытного взрыва. Шар вздулся над СССР, обжорно чавкнув, проглотил космическую миссию человека – бога. Перед мордой славянского осла все это время недосягаемо маячила красная морковка коммунизма, на окровавленный и жертвенный алтарь которого был брошен и растерзан в братоубийственных войнах творческий потенциал и интеллект нации, всосанные гонкой вооружения, были истреблены лучшие.

Потом «слепые поведут слепых»: сначала местечковый недоумок малоросс – великороссов. Затем в «поводыри» впряжется бровастый люмпен-гегемон. Ему на смену явится Иуда – меченый, за ним – ссыкун беспалый, обметанные все тифозно-советниковой сыпью кучерявых и картавых. И все они, не озаренные и не способные подняться к вершинам Духа, к жречеству, подверженные облучению Пентатрона, запустят под рубаху «развитого социализма» паразитарно вшивую орду Сионо-SSоидов и содомитов из «Статус КВОты». Которая уцелела и спаслась от чисток Джугашвили холуйской мимикрией советизма.

– Ну вот и все, майор. Благодарю за службу, – сказал маршал. Уперся в Заварзина взглядом больного, изработанного мерина. Снял золотые часы с руки.

– Возьми, сынок, на память от меня.

Достал, раскрыл картонную, выстеленную сафьяном коробку с пистолетом.

– И это для тебя. Здесь гравировка на твою фамилию. Подарок от маршала Жукова.

Заварзин принял драгоценное подношение. Толкалось в грудь, выламывалось сердце, полыхали щеки.

– Служу Советскому Союзу! Разрешите вопрос, товарищ маршал, один всего вопрос…

– Ну разве что один.

Он ожидал вопрос про итог всей химразведки на территории под взрывом: сколько всем побывшим там осталось доживать. Ожидал и панически боялся, поскольку врать не научился. А на правду не поворачивался язык.