– Кто к нам прише-о-ол! – напевным, маслянистым басом истек очкарик – родимая милиция!.
– Вот этот, что ли? – Оторопело, обернулся к Белик-Бердюкову старший. Маячила за спинами бойцов мордашка и.о. дир-Владлена. Смешался на ней причудливый коктейль страстей: от вожделения – до страха: «Что счас бу-у-дет!».
– Он самый. Учтите, он в гриме!
– Да-да, тот самый, и моя морда в гриме, лейтенант, – с развязным хамством подтвердил сидящий.
– Фамилия! – взревел старшой.
– Он разве не сказал? Бандит Чукалин.
– Сними очки!
– Да что вы так орете, херр лейтенант? Подобным образом орет ишак при случке в караван-сарае. Но вы же в Доме Пионеров, постыдитесь.
– Лежать, ублюдок! На пол, мордой вниз! – Боевика трясло.
Студент опустился на колени, лег вниз лицом, забросил руки за спину. Сказал:
– Теперь я слышу речь не ишака, но мужа. А то – сними очки… потом трусы прикажете спустить…так и в стриптиз удариться недолго. Служивые, вы, случаем, не педерасты?
– Товарищ л-лейтенант…этот говнюк н-над нами издевается! – Остолбенел сержант.
Главарь защелкнул на руках Чукалина наручники. Мелькнула и пропала где-то в подсознании нервная мыслишка: «Такими лапами башку быкам сворачивать.»
Но скованный не шевелился. Лишь дернул в стороны руками и натянул цепочку. Лежал бревно бревном, уткнувшись носом и очками в выцветший ковер. Не то что-то творилось…не так ведут себя бандюги, воры в законе, валютчики, фарцовщики, антисоветчики и прочая нечисть – кого привыкли брать.
Лейтенант перевернул лежащего на спину. Сдернул очки.
– Похож? – спросил лежащий, скаля зубы. И посоветовал – примерь, херр лейтенант. Ну очень хочется увидеть персонажа басни «Мартышки и очки».
Смотрела снизу предельно наглая, теперь уже знакомая по ориентировке морда – с приклеенной на ней ухмылкой.
– Он еще лыбится…ты что, не понимаешь, куда влип? У тебя крыша поехала?
– Ага, поехала. Садись цуцик, довезу.
Лейтенанта окатило жаром: его обгадили в который раз, в присутствии всех подчиненных.
Еще одно он понял – задержанный с тупым и абсолютно непонятным жлобством напрашивается на избиение, он просто ломится в него своим паскудно-ядовитым трепом, «херр лейтенантом», ухмылкой и прочим крапивным сволочизмом. Зачем? Но несуразность происходящего уже смывалась без остатка нерассуждающей яростью оплеванного с ног до головы… и кем? Закованным в наручники, не способным сопротивляться сопляком, которого надлежало доставить в райотдел живым…можно – слегка помятым.
И отдаваясь со всей страстью последнему, упоительному пунктику, шарахнул лейтенант лежащего резиновой дубинкой в область печени. Чем дал команду остальным.
Они месили тело под ногами дубинками, подошвами ботинок, с озлобленным недоумением ощущая какую-то провальную неэффективность большинства ударов: непостижимым образом плоть парня, вогнувшись, амортизировано гасила литой хлест палки, либо рывком сдвигалась, ускользала от ударов.
– Хорош! – задышливо скомандовал старшой, вытер пот на лбу. Встал над головой. Всмотрелся в распластанного на ковре. Избитый лежал недвижимо, с закрытыми глазами…перестарались, что ли? Склонился еще ниже, нащупывая пульс на шее. Студент открыл глаза. В зрачки лейтенант плеснул холодно-хищный пламень:
– Теперь иду на вы, херр лейтенант.
Над телом жертвы в сгибе – рывке мелькнули две ступни в спортивных кедах. И шлепнулись в капканном хвате с двух сторон на шею лейтенента – под скулами. Пружина лежащего тела разогнулась.
Голову офицера рвануло вперед и вверх, за ней взлетело в воздух тулово. Мясной мешок с костями, преодолев два метра до стены, с тупым хряском ударился в нее спиной и рухнул головою на пол.
Оцепеневшие бойцы, еще не осознав случившегося, увидели, как смазано – молниеносным рывком взметнулось в воздух Нечто, похожее на разъяренную гориллу. На пике взлета ноги у гориллы разъялись циркулем – почти в шпагат. Одна ступня ударила бойца в грудину, сломав ребро, вторая достала с хрустом шею, стоящего у двери. Двое рухнули на пол рядом с командиром и застыли.
Четвертый, пронизанный навылет костным хрустом, успел взметнуть дубину, но напоролся на негромкий голос:
– Стоять. Убью.
Навис над уцелевшим готовый к действию разумный хищник, которого они только что, всем скопом, с упоением месили ногами и дубинками. И естество бойца, впитав каленую угрозу, осознало ее смертную реальность – отправит на тот свет и не поморщится.
– Брось ее, – нежнейше попросил Чукалин.
Спецназавец отбросил орудие труда: дубинка обожгла ладонь.
– Возьми ключ у лейтенанта.
…Он размыкал наручники. Легчайшим, хилым сквозняком мазнуло в голове мыслишко: «Пистолет…».
– Не вздумай, – сказал стоящий к нему спиной зверь – человек. Боец ужалено дернулся – голос жиганул слепнем через гимнастерку.
Наручники брякнулись на пол.
– Иди, земеля, – кивнул на дверь студент, разминая кисти, – расскажи, что видел, и передай начальству, что ночью буду в Гудермесе.
Боец пошел к двери на цырлах. Он миновал оцепенелую статую Белибердюка, стоящую в разъеме двери. И лишь потом, нашкодившим и перепуганным котом метнулся к выходу по коридору.
– Иди сюда, – поманил пальцем Чукалин.