СТАТУС-КВОта

…Домбаев и охранники, еще три засадных бойца, окольцевав Гульбаева, узрели долгожданный, жирно-наградный итог бессонной ночи: лежал у ног их капитана бандитско мафиозный чудище – беглец. Сталью скованы руки-ноги. Студент елозил по грязи спиной, с зажмуренными глазами, скулил и подвывал: нестрашный, жалкий, совсем не тот Потрошитель, впечатанный в их память розыскными оперативками.

Суетился прибывший из степи Зельдман:

– Я поздравляю, капитан! Поймали – таки зверя…лежишь и рожи корчишь? Теперь ты паинька, с-скотина?! – пнул в бок Чукалина носком ботинка.

Гульбаев, морщась, выцедил:

– Домбаев, снимите с дерева прибор.

Разламывалась голова. Всполошенным, бешеным хаосом распирали череп изнутри дичайшие переплетения событий: как просочился студент через семь усадьб с охраной? Проделал эту нечеловеческую филигранную работу, чтобы…сдаться капитану?! Зачем играет в поддавки? Теперь у всех гвоздем сидит фанфарно героическая роль Гульбаева: он выследил и, обезвредив выстрелом, сковал бандита наручниками. Единолично! Зачем это студенту? И кто орал вверху похабную частушку, тащил клещами из него, служивого, дурь возражений в диалоге? Кто раскурочил гордость «Артишока» – «Градиент-4»?

Гульбаев вспомнил кошачье-человечий треп, визг и нецензурщину из верховной тьмы, содрогнулся. Там над ними копошился Домбаев. Уже не сдерживаясь, остервенело рявкнул:

– Какого черта возишься?! Что там, кто там?

– Темно, товарищ капитан… сейчас… одын момент… свет можно на миня?

Зажглись три фонаря охраны. Три луча взмыли, окольцевали торс оперативника среди ветвей.

– Какой с-сабак эта сделала? – Служивый истекал потрясением.

В переплете фазированной решетки бесценного прибора, заклинив его, торчала стопором надломленная ветка. Теперь все это вместе – кусок паленого железа, от коего спускалась вниз наклонно длинная доска с набитыми поперечинами.

– Давай сюда прибор – сцепив зубы, велел Гульбаев.

– Женюра… сын… откройте сволочи! – Изнемогала в коридоре дома мать, стучала в дверь ногами, кулаками.

– Выпустите их, – поморщившись, распорядился Гульбаев.

– Это зачем? – вскинулся Зельдман. – Нам только не хватало здесь…

– Товарищ майор, на территории двора распоряжаюсь я – неломко и неподатливо напомнил капитан.

Дверь отперли. Вбежала в световой круг Анна, за ней Василий с Прохоровым.

Мать рухнула на колени. Вобрав в глаза блескучую нещадность стали на руках и на ногах у сына, забилась в воющем, рвущем слух плаче.

– Женюра…сыночек… за что вы его, проклятые?! Что ты натворил?

 – Ма, встань! – негромко, властно оборвал причитания Евген. – Не порти людям настроение. Василь Никитыч, не в службу, в дружбу, возьми ведро, смой с меня ил. Я эту гадость знаю: не смоешь сразу – потом не отдерешь зубами.

Он встал. Стал подставлять бока, грудь, спину под хлест воды: черпал ее из арыка Прохоров, размашисто плескал на Евгена. Тот взрыкивал, постанывал, урчал, смакуя сибаристски водное крещение в гудермесском Иордане, попутно поясняя матери:

– Все по закону, ма… твой сын нашкодил… сделал бяку всему могучему ССС-еРу. Ты же знаешь казаков Чукалиных, их хлебом не корми, а дай нашкодить…Теперь меня за это дядьки накажут…как ты наказывала ремнем по этой самой. Только у дядек будет ремень потолще, со звезданутой бляхой… а дядьки здесь все знают, что путь к мозгам в стране Советов лежит через зады.

– Ну-к, замолчи щенок! – взорвало Зельдмана. Еще никто так не плевал ему в душу при аресте, – Домбаев, уведи стариков дом. А этого… ко мне в машину!

Анна рванулась к сыну, сотрясаясь в плаче, прильнула.

– Женюра… тебя же надолго… увижу ли ешё… за что нам к старости?!

– Ма, прекрати! Я жив, здоров, скоро увидимся! Отец, держись, ты же боец.

Василий обнял сына.

– Домбаев, выполнять! – еще раз лопнул командой, перекипая в азарте нетерпения Зельдман.

Домбаев, уцепив родителей за локти, почти бегом поволок их к дому. Втолкнул в коридор и запер дверь. Вернулся, взял под руку Евгена:

– Пош-шел!

 – А чем идти, дундук? – спросил студент и дрыгнул скованной ногой.

Я тибя счас…!

Короткий тычок кулака Домбаева, нацеленный в лицо, проткнул воздух. Голова студента сместилась в сторону и тут же вернулась на место.

 – Домбаев, распустишь руки еще раз – трое суток ареста – сказал Гульбаев.

 – Зачем мине тирпеть от этот сволыщ оскорбление?! Второй раз сигодня называют «дундук».

 – Базар закончен. Я сказал: ко мне в машину этого! – негромко повторил майор Зельдман. Зудяще не терпелось приступить к иезуитски виртуозному священнодействию допроса, в уютной тиши и безопасности его радио-локационого «проходимца» на колесах. Он двинулся к калитке.

 – Одну минуту, Оскар Борисович – заступил дорогу Гульбаев.

 – В чем дело?

 – Прибор, студент и этот гражданин Прохоров уедут в город со мной.

 – Вы что себе позволяете, Гульбаев?

 – Не более того, что мне приказано.

 – Что вам приказано? – держал еще себя в руках майор в перекрестьи взглядов.

 – Полковник Левин приказал мне обеспечить завершение программы «Артишок». Для этого мне нужен и прибор, и арестованный мною субъект. О чем вы, кстати, обязаны были доложить Первому двадцать минут назад.