«Здесь никаких телодвижений…здесь показательно-полезный холуяж, тянуть свое ярмо покорно и со страстью. Здесь – только так, все остальное смерти подобно. Но… там, в ближайшем Забугорье? В Чехословакии рвется к власти Дубчек… Броз-Титовец, сторонник конвергенции социализма с капитализмом – системы «с челевеческим лицом». Как в Югославии. Использовать Андропова для первого шага: любой ценой протолкнуть Дубчека в Генсеки партии. И подсказать: пусть начинает чистку в ГБ и армии. Потом подкормка Отто Шита... экономист. И Гавела – драматургия и театр.
Политика и экономика, искусство: все станут тянуть к западу, к демократии. Вокруг Дубчека и последних слепится и отяжелеет ядро. Они – знаковые фигуры. Обеспечить свободу прессы. Направить к ним Бжезинского и Сороса, две США – кукушки закукуют про нищету и про казарменно-сталинское мурло социализма. Все довести до пика, до кипения: до демонстраций и забастовок против нарушения прав человека. Такие же процессы раздуть в Венгрии.
На этот бардак выпрут из своих нор сталинисты:Гомулка с Ульбрихтом. К ним примкнет Федя Кастро. Они потребуют от штаба Стран Варшавского Договора заткнуть рты всей антисоветской кодле в СВД. В ответ состряпать договор Дубчека и Чаушеску – об отражении «Агрессии русского медведя», пусть стянут совместные войска к границам чехов. И вот тогда-то уломать бровастого: ввести в Чехословакию наши войска, попробовать столкнуть их. Чем разорвутся связи меж славянами. Попробовать раздуть, вдобавок, гражданскую войну. Соцлагерь, СВД разломится кровавыми шмотками. В итоге когда-нибудь нацелятся американские ракеты на Москву из пригорода Праги. И да поможет в этом Адонай – Элохим.
Что же касается Левинского компромата… чем больше времени пройдет, тем безопасней весь этот гипно-треп… лет через пять, если все будет тихо и мы продержимся, можно ударить этим компроматом всех загонщиков как молотом по лбу: а что так долго вы его не обнародовали?! Состряпавши шантаж-фальшивку, вы извлекали свою выгоду из этой тайны?! Вы действовали заодно с врагами!
…Он вышел из беседки сказал, не поворачивая головы вассально встрепенувшемуся кусту:
– Ворону вылечить. Кормить. И выпустить.
ГЛАВА 64
Задергавши руками и ногами, Ич вынырнул, хватая воздух. Вспомнил, что не умеет плавать. В открытый рот ворвался сквозь бобровые резцы морской ветрило. Перед мачтами вздувалась яйцами тугая бель парусов и ветер, наполняя их, угонял Ковчег.
Адам буровил, пенил воду в иступленном трепыхании. Сжимало страхом горло, уходили силы.
И вновь, как прошлой ночью, настигнутый потоком у кипариса, он ощутил присутствие проникнувших в мозг щупальцев: чужое любопытство отслеживало его предсмертные усилия выжить – уже не собираясь вмешиваться и помогать.
Вдохнув последний раз, он прекратил сопротивление року. Руки и ноги его, обессилившись, обвисли вялыми плетьми. Все туже и плотней охватывал ребра, грудь, живот глубинный пресс, сгущаясь перед лицом сине-зеленым мраком.
Текли последние мгновения бытия. Он был лишен всего: места на Ковчеге, силы и воздуха. Единственное, что осталось у него – кипящий в бешеной работе разум. Нацелив его остатком сил и воли, Ич пустил в дело последнее свое орудие, цепляясь им за жизнь – как кошкой на корму.
«Архонт! Вы слышите меня?! Я думал и гордился, что вы сильнее брата, но брат ваш Энки состряпал для своих людей Ковчег, который уплывает. Во мне ваша божественная кровь, но вашему Адаму дали пинок под зад, как шелудивой собаке. Я ухожу от жизни такой обиженный за вас. Теперь вы стали почему-то слабые, а он сильней. Они плюют на вас, если посмели оскорблять вашу кровь в моем теле!».
Он выдохнул остатки отработанного воздуха, содрогаясь в ожидании ответа. Но его не было. Уже готовясь гибельно всосать в себя соленую стихию и побыстрее оборвать все счеты с жизнью, он вдруг почувствовал: глубина, уплотняясь, напористо и грубо выталкивает его вверх. Ускоряясь, Ич заскользил к светлеющему небосводу. Прорвав границу воздуха с водой раздутым рыбьим пузырем, он вылетел в живительную благодать надводья, мазнув лицом по шерстяной тухлятине и шлепнулся на спину, взметнув фонтаны брызг. Рядом колыхалась, ощетинившись шерстью, туша буйвола. Шибало от нее гниющим мясом.
Ич стал отплывать подальше. Вдруг осознал – вода выталкивает его тело, едва продавливаясь под ним упругою периной.
Шипящей мокрой тряпкой стегнул по лицу порыв ветра, и он увидел вдалеке: едва приподнятую над поверхностью корму и палубу далекого Ковчега накрыл, свирепо захлестнул белогривый вал. Выгнутые паруса сморщились, обвисли, затем с раскатистым треском натянулись в обратную сторону. Ветрило гнал корабль назад!
– Он вдруг взбесился, я чую это, – хрипатый клекот настиг Адама. На глыбистой полупритопленной буйволиной голове, вцепившись когтями в шерсть, восседал кошко-ворон.
Он щелкнул клювом. Нацеленным тычком вонзил его в глазницу черепа и выдрал буйволиный глаз. Задрал башку, разинул клюв. Иссиня-черный, слизистый комок исчез в вороньей глотке. Прикрыв глаза и приспустив крыла, тварь смаковала лакомство. Продолжила: