Во второй части, “Ночь под рождество”, описаны попытки Маяковского привлечь семью и друзей для спасения человека на мосту – то есть его самого. Тщетно. Его не понимают. И когда “от заставы идет” молодой человек, на него все надежды: “Это – спаситель! / Вид Иисуса”. Но это комсомолец, который на его глазах кончает с собой из-за несчастной любви, – еще один двойник: “До чего ж / на меня похож!” Через семь лет у Маяковского будет повод вспомнить прощальное письмо молодого человека (“Прощайте… / Кончаю… / Прошу не винить…”).
Маяковский взывает к семье, матери и сестрам, просит их пойти с ним к мосту. И, не встретив понимания и у них, укоряюще спрашивает:
Он берет мать в кругосветное путешествие – чай пьют повсюду: “Сахара, / и здесь / с негритоской курчавой / лакает семейкой чаи негритос…” После грома революции обыватели опять “расставились, / разложили посудины”. Помощи ждать неоткуда. Наконец он видит самого себя “с подарками под мышками” – и понимает, что стал одним из “них”. Он приходит домой к “Фекле Давидовне с мужем” и видит, что, несмотря на революцию, ничего не изменилось. На стенах рядом с иконами – спаситель нового времени: “Маркс, впряженный в алую рамку, / и то тащил обывательства лямку”. И пьют чай: “Весь самовар рассиялся в лучики – / хочет обнять в самоварные ручки”.
Хуже всего то, что он узнает самого себя:
Снова мотив двойника! Спасение, иными словами, можно искать только в себе самом. И единственное место, где Маяковский может его найти, – это у нее. В главе “Деваться некуда” поэт подкрадывается к дому Лили, поднимается по лестнице к ее квартире, чтобы заставить ее уберечь оставшегося на мосту кандидата в самоубийцы:
Отсылка к Раскольникову не случайна – “Про это” полна скрытых и явных цитат из Достоевского, любимого писателя Маяковского. Это касается и собственно названия, которое заимствовано из “Преступления и наказания”. Когда Раскольников говорил
У Лили гости, они танцуют, шумят. Обрывки разговоров, которые поэт слышит сквозь приоткрытую дверь, банальны и неинтересны, его охватывает страшная догадка, что она тоже принадлежит к “ним” – как героиня “Облака в штанах”, как рыжеволосая женщина из “Флейты”, с “настоящим мужем” и “человечьими нотами” на рояле. И все-таки именно она спасла его от самоубийства:
Он никогда не предавал их любовь в своей поэзии. Проклиная ненавистную “обыденщину”, он оберегает свою любимую:
Но и Лили не способна помочь, и вскоре снова появляется двойник, объясняющий, что наивно думать, будто можно справиться с тем, что никому не под силу:
Человек на мосту пригвожден, распят, он страдает за все человечество – точно как поэт в “Облаке” и “Человеке”.
Тематика распятия продолжается и в следующей главе. Маяковский перемещается по России и Европе. Зацепившись за купол кремлевского Ивана Великого, он пытается удержать равновесие, сложив “руки крестом”, но вскоре “любимых, / друзей / человечьи ленты / со всей вселенной сигналом согнало”. Они “плюют на ладони” и “в мочалку щеку истрепали пощечинами”. Его вызывают на дуэль, швыряя в лицо не перчатку, а “магазины перчаточные”. На его отчаянное объяснение, что он “только стих”, “только душа”, ему возражают, со ссылкой на Лермонтова: “Нет! / Ты враг наш столетний. / Один уж такой попался – / гусар!”