Читаем Ставка – жизнь. Владимир Маяковский и его круг полностью

Во второй части, “Ночь под рождество”, описаны попытки Маяковского привлечь семью и друзей для спасения человека на мосту – то есть его самого. Тщетно. Его не понимают. И когда “от заставы идет” молодой человек, на него все надежды: “Это – спаситель! / Вид Иисуса”. Но это комсомолец, который на его глазах кончает с собой из-за несчастной любви, – еще один двойник: “До чего ж / на меня похож!” Через семь лет у Маяковского будет повод вспомнить прощальное письмо молодого человека (“Прощайте… / Кончаю… / Прошу не винить…”).

Маяковский взывает к семье, матери и сестрам, просит их пойти с ним к мосту. И, не встретив понимания и у них, укоряюще спрашивает:

Любовь заменяете чаем?Любовь заменяете штопкой носков?

Он берет мать в кругосветное путешествие – чай пьют повсюду: “Сахара, / и здесь / с негритоской курчавой / лакает семейкой чаи негритос…” После грома революции обыватели опять “расставились, / разложили посудины”. Помощи ждать неоткуда. Наконец он видит самого себя “с подарками под мышками” – и понимает, что стал одним из “них”. Он приходит домой к “Фекле Давидовне с мужем” и видит, что, несмотря на революцию, ничего не изменилось. На стенах рядом с иконами – спаситель нового времени: “Маркс, впряженный в алую рамку, / и то тащил обывательства лямку”. И пьют чай: “Весь самовар рассиялся в лучики – / хочет обнять в самоварные ручки”.

Хуже всего то, что он узнает самого себя:

Но самое страшное:                 по росту,                         по кожеодеждой,        сама походка моя! —в одном
       узнал —               близнецами похожи —себя самого —             сам                 я.

Снова мотив двойника! Спасение, иными словами, можно искать только в себе самом. И единственное место, где Маяковский может его найти, – это у нее. В главе “Деваться некуда” поэт подкрадывается к дому Лили, поднимается по лестнице к ее квартире, чтобы заставить ее уберечь оставшегося на мосту кандидата в самоубийцы:

Плевками,          снявши башмаки,вступаю на ступеньки.Не молкнет в сердце боль никак,кует к звену звено.Вот так,
       убив,            Раскольниковпришел звенеть в звонок.

Отсылка к Раскольникову не случайна – “Про это” полна скрытых и явных цитат из Достоевского, любимого писателя Маяковского. Это касается и собственно названия, которое заимствовано из “Преступления и наказания”. Когда Раскольников говорил про это, он имел в виду свое преступление. В Раскольникове Маяковский узнавал себя: безудержная увлеченность идеей, страсть совершать действия, изменяющие мир, отказ мириться с обыденщиной.

У Лили гости, они танцуют, шумят. Обрывки разговоров, которые поэт слышит сквозь приоткрытую дверь, банальны и неинтересны, его охватывает страшная догадка, что она тоже принадлежит к “ним” – как героиня “Облака в штанах”, как рыжеволосая женщина из “Флейты”, с “настоящим мужем” и “человечьими нотами” на рояле. И все-таки именно она спасла его от самоубийства:

Он   жизнь дымком квартирошным выел.Звал:     решись            с этажей                    в мостовые!Я бегал от зова разинутых окон,
любя убегал.

Он никогда не предавал их любовь в своей поэзии. Проклиная ненавистную “обыденщину”, он оберегает свою любимую:

– Смотри,          даже здесь, дорогая,стихами громя обыденщины жуть,имя любимое оберегая,тебя    в проклятьях моих                    обхожу.

Но и Лили не способна помочь, и вскоре снова появляется двойник, объясняющий, что наивно думать, будто можно справиться с тем, что никому не под силу:

Семь лет стою,              буду и двести
стоять пригвожденный,                     этого ждущий.У лет на мосту              на презренье,                          на смех,земной любви искупителем значась,должен стоять,              стою за всех,за всех расплачýсь,                 за всех расплáчусь.

Человек на мосту пригвожден, распят, он страдает за все человечество – точно как поэт в “Облаке” и “Человеке”.

Тематика распятия продолжается и в следующей главе. Маяковский перемещается по России и Европе. Зацепившись за купол кремлевского Ивана Великого, он пытается удержать равновесие, сложив “руки крестом”, но вскоре “любимых, / друзей / человечьи ленты / со всей вселенной сигналом согнало”. Они “плюют на ладони” и “в мочалку щеку истрепали пощечинами”. Его вызывают на дуэль, швыряя в лицо не перчатку, а “магазины перчаточные”. На его отчаянное объяснение, что он “только стих”, “только душа”, ему возражают, со ссылкой на Лермонтова: “Нет! / Ты враг наш столетний. / Один уж такой попался – / гусар!”

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное