Стенание

— Броккет рявкнул на меня, велев немедленно убираться. Сказал, что якобы разыскивает что-то по вашему поручению. Но, мастер Шардлейк, у него был вид человека, которого застали за чем-то нехорошим. И с тех пор меня грызет совесть.

Слава богу, подумал я, что у меня нигде ничего не записано про «Стенание грешницы»! Даже записи, сделанные в беседке, я уничтожил. А два месяца назад рукопись еще не пропала. Но тем не менее от этой новости по спине у меня пробежал холодок. А сколько раз эконом совал свой нос в мой стол, когда Джозефина не видела?

— Я никогда не посылал Мартина принести что-либо, что хранится у меня в столе, — заверил я девушку. — Спасибо, Джозефина, что сказала мне. Если опять увидишь Броккета за чем-либо подобным, сразу иди ко мне.

«Деньги у меня не пропадали, — подумал я. — Но что же тогда искал эконом, если не деньги?»

— Ты все правильно сделала, Джозефина. Но пусть это будет нашей тайной. — Я неловко улыбнулся.

— Я сразу невзлюбила Броккета, сэр, хотя Агнесса всегда была так добра ко мне. Иногда он очень груб с женой.

— Как это ни печально, в семейной жизни подобное случается сплошь и рядом.

— А когда Броккет еще только-только появился в доме прошлой зимой, то постоянно расспрашивал о вас. Кто ваши друзья, кто клиенты, какие у вас привычки…

— Ну, эконому нужно знать такие вещи.

Это была правда, и тем не менее мне стало не по себе.

— Да, сэр, я понимаю. И все-таки с самого начала было в этом человеке нечто такое, что вызывало во мне недоверие.

— Может быть, ты просто переживаешь за Агнессу, которая тебе нравится?

Джозефина покачала головой:

— Нет, сэр, по-моему, тут дело нечисто.

Я кивнул. У меня и у самого было такое же чувство.

Девушка снова немного помялась и сказала:

— Сэр, возможно, я не должна спрашивать…

— Продолжай.

— Если позволите заметить, всю последнюю неделю вы как будто… чем-то обеспокоены, встревожены. У вас случилось какое-то несчастье, сэр?

Я был тронут:

— Просто служебные заботы, Джозефина. Но спасибо за участие.

Выйдя из дома, я ощутил тревогу. Я подумал о своих книгах, запрещенных недавним указом короля. Они хранились в моем сундуке, и по амнистии у меня оставалось две недели, чтобы их сдать. Я рассудил, что, если сделаю это официально, меня, несомненно, возьмут на заметку, — так что лучше потихоньку сжечь их в саду. Так, чтобы этого не увидел эконом: теперь мне надо вести себя осторожнее с Мартином Броккетом.

Филипп Коулсвин жил на Литтл-Бритн-стрит близ Смитфилдской площади. Я добрался дотуда в обход, специально шел задворками, лишь бы только не видеть эту площадь снова. Дом моего коллеги стоял в ряду симпатичных старых зданий с нависающими крышами. Несколько торговцев в блузах толкали свои повозки со Смитфилдского рынка обратно в город. Было видно, что у них осталось не распродано много товара, и я с тоской подумал, что деньги все продолжают обесцениваться и конца-краю этому не видно. Какая-то собачонка, маленькая лохматая дворняжка, бродила туда-сюда по улице, жалобно скуля и просительно глядя на людей. На ней был ошейник, — должно быть, она пришла на рынок с кем-то и потерялась. Оставалась надежда, что хозяин ее найдет.

Я постучал в дверь дома, над крыльцом у которого, как объяснил Коулсвин, был выгравирован грифон. Филипп сам открыл мне дверь.

— У нас сейчас нет слуг, — извинился он. — Моя жена сегодня стряпала сама. У нее получился восхитительный каплун.

— Звучит заманчиво, — сказал я, в душе немало удившись, что человек его положения не держит прислугу.

Хозяин дома провел меня в уютную гостиную. На изысканных золотых и серебряных тарелках в буфете играло вечернее солнце. Привлекательная женщина немного за тридцать сидела на диване с двумя детьми, мальчиком и девочкой лет пяти и семи, уча их буквам. У нее был утомленный вид.

— Моя жена Этельреда, — представил ее Коулсвин. — Мои дети: Сэмюэл и Лора.

Его супруга встала и сделала книксен, а маленький мальчик поклонился. Девочка повернулась к матери и серьезно сказала:

— Ты же знаешь, мама, что я предпочитаю имя Богобоязненная.

Миссис Коулсвин бросила на меня беспокойный взгляд и сказала малышке:

— Мы ведь уже объясняли тебе, что хотим, чтобы теперь ты пользовалась своим вторым именем. Вот что, идите-ка вы оба спать. Тетя Адель ждет вас. — Она хлопнула в ладоши, после чего ребятишки подошли к отцу, который наклонился, чтобы поцеловать их на ночь, и послушно удалились.

— Моя сестра приехала из Хартфордшира помочь с детьми, — объяснил Коулсвин.

— Я должна проследить за едой. — Этельреда встала, а Филипп налил мне вина, и мы сели за стол.

— Ну и сцена разыгралась сегодня утром в доме миссис Коттерстоук! — сказал он.

— Поведение моей клиентки по отношению к вам было невыносимо. Прошу прощения за нее.

— Вы не отвечаете за ее манеры, брат Шардлейк, — резонно заметил хозяин дома и, поколебавшись, добавил: — Вы виделись сегодня еще раз с миссис Слэннинг?

— Нет, я так и не вернулся в контору. Если она заходила во второй половине дня, то ей не повезло. Несомненно, завтра от нее будут известия.

Коулсвин криво усмехнулся: