Положил рукопись. Пошел в ванную. Для меня ванные процедуры – мучения и долго длятся, и я все время думал только о рукописи (так ее уже назвали, и это для меня уже честь), пришел в раздевалку – и там она, даже в пакете. Конечно, эта рукопись не весть какая важность, и вряд ли здесь что-либо занимательное и интересное есть. И я, еще раз повторюсь, что я не пытаюсь оставить после себя мемуары – не та личность и нет особых заслуг. Однако я пишу. Пишу для себя и… не просто как некий дневник, а по иным причинам. Во-первых, это меня как-то успокаивает, и мои мысли как-то упорядочивает. Ведь недаром говорят, что писатели – великие гуманисты. Потому что они пишут как должно быть между людьми, а не так, как порою думают. Как я иногда думаю – даже писать не хочется. Лишь скажу, что я частенько на этот мир смотрю через прицел снайперской винтовки, а палец лежит на спусковом курке. И каждый раз перед этим выстрелом я непроизвольно начинаю читать молитву и тут как бы трезвею, и тогда одно спасение – писать. Это уже во-вторых. Теперь я хочу писать и даже ловлю себя на мысли, что меня тянет к этому делу. И я даже недавно прочитал мысль одного известного писателя, что писать надо только тогда, когда из тебя «прет» и не писать ты просто не можешь. А иначе лучше не марать бумагу. Но я пишу, может, просто мараю бумагу. И это не просто так, я хочу, а это – в-третьих и главное, я хочу сам кое-что очень важное для себя понять. Понять, что мне делать и как быть? Нажать или не нажимать на курок? Мстить или простить? Это для меня почти шекспировский вопрос: «Быть или не быть?». И я, как Гамлет, не знаю. Вот такое делаю сопоставление… Прости, читатель. Хотя вряд ли кто прочитает, и все же. Но я ищу ответ. И чтобы его найти, я должен вначале понять, как я до этого дошел, дожил? Для этого надо все по порядку изложить, как того требует дневник.
В общем, 10 января меня выпустили из камеры, а об остальном моя дочь позаботилась. Меня встречал зять (я его называю сын друга Маккхала – так по нашим обычаям удобнее). И мы сразу же поехали в онкоцентр – я на этом настоял. Хотелось побыстрее избавиться от этой ненавистной процедуры – плановой очистки катетера. Сама процедура почти безболезненна, к тому же теперь я к боли привык, и все заранее так проплачено, что меня почти на руках носят. Да от этого не легче. Мне, впрочем, как и многим-многим другим больным, это полностью коммерцилизированное как бизнес-центр здание, полное докторов-дельцов-циников, ненавистно. И особенно тяжело лежать целый час на операционном столе и видеть перед собой эту сытую, безучастную и умную рожу моего доктора. Если бы я раньше знал, с каким безразличным, брезгливым взглядом он стоит перед пациентом во время процедуры-операции, словно ассенизатор выгребную яму вычищает… Отчасти, так оно и есть. Но ведь это его работа. И не просто работа, а эта грязь для него – золотая жила. Он так и живет – очень богато и вольготно. Однако последнее не мое дело, как говорится, каждому свое. И что ни говори, моя жизнь в последнее время зависела от врачей, а именно от этого доктора. И я, как и все остальные больные клиенты (но не пациенты), ненавидел его, но перед ним невольно голову склонял, как подданный перед господином. И он как господин к нам относится. Правда, в последнее время, то есть с тех пор как моя дочь стала за меня (но не за лечение) на его личный счет валюту высылать, он со мной стал значительно корректней. Вот и на сей раз, на удивление всем, он меня самолично провожает, и я киваю ему головой, а он вдруг для чего-то достал блокнот и ручку. Обычно с блокнотом и ручкой мы бегаем за ним, и он, если захочет, читает, а более мимо проходит, вечно занят поиском новой клиентуры. А носит он блокнот лишь для того, чтобы нам написать расценку за медуслуги, с учетом инфляции (вслух редко говорит – кругом камеры). И я взял его блокнот и почему-то, не раздумывая, написал – «Свинья!». Если бы вы видели его лицо. Как он хотел бы меня ударить. А как я хотел бы плюнуть в его лицо. Но он не посмел, и я не мог, точнее, не могу. И скажу честно, я тогда думал, что вижу его в последний раз. Просто я так хотел, а как реально получилось?..
…Позже я думал, почему я так поступил? И почему до этого так не сделал? Ответ, может, сугубо субъективный, но лишь один – это из-за того, что начал писать. Литература (вот такая у меня самооценка) заставляет тебя быть честным, смелым и откровенным. К тому же и образ Зебы перед глазами стоял. По правде, после я переживал. Ведь если далее буду жить, то все равно катетер регулярно чистить надо… Другого доктора искать? Для дочери новые проблемы.