– Не могу сказать того же. Прошедшие годы пошли тебе на пользу: ты не только стала прекраснее, но и научилась использовать свою альвийскую сторону. И я говорю не о свете, что хотелось пить, словно нектар. Не о свете, который излучала каждая твоя частичка. Я говорю о тьме. Сейчас то, что было чистым и непорочным, затягивает, словно темная патока, и предлагает вкусить другую сторону тебя. Ведь тьма всегда намного соблазнительнее, порочнее, слаще. Я прав? – Альх приблизился к женщине вплотную. Пропустил сквозь пальцы россыпь светлых волос, завороженно наблюдая, как они утекают, словно песок.
– Ты не знаешь, о чем говоришь…
– Свет утомляет, его сложнее удержать. А вот с тьмой проще: не нужно никаких усилий, главное – сделать шаг навстречу, открыть объятия и вкусить. Я всегда поражался Изначальным. Даже в великой войне за свой мир, за свой народ и за свою правду они не предали свет. Ну, конечно, за это и поплатились. Их всех уничтожили. Но мы с тобой – наученные, мы понимаем, что свет – это дорога к погибели…
Альх потянул носом воздух возле ее шеи и, словно невзначай, дернул за кончик пояска ее шёлкового халата.
– Ты даже пахнешь по-другому: вереск отдает горчинкой, а мед стал терпким. Но это даже к лучшему. – Райнхард наступил на подол халата, и тот стек на пол жидким шёлком, оставляя женщину в нижней сорочке. – Надеюсь, ты не против?
– А от моего ответа что-то зависит? – вызывающе бросила женщина, всё дальше затягивая в омут зеленых глаз. – Помнится, в прошлый раз ты разрешения не спрашивал.
Райнхард ухмыльнулся и шагнул вперед, заставляя Эйлин попятиться и упереться в стену. Ее дыхание участилось, кончики пальцев стало покалывать, и, чтобы скрыть это, она остановила его, выставив перед собой руки: – Ты правильно заметил: той Эйлин больше нет. И, если ты меня тронешь, я тебя не пощажу!
– Вызов принят. – В глазах стихийника сверкнули молнии. Он наклонился и бесцеремонно поймал ее губы своими, жадно поцеловал, испытывая внутреннее ликование от того, что она ему отвечает не менее пылко. Как будто только этого и ждала, только этого и желала. Мужская ладонь скользнула по нежному бедру, забралась в боковой вырез сорочки и тронула женщину между ног, ощущая влагу и желание.
«Лгунья…»
Не размыкая губ, Райнхард теснее прильнул к женщине и начал сладостно пытать ее, то нежно поглаживая, то резко проталкивая в нее пальцы и с наслаждением ловя ее сладострастные стоны и жаркое дыхание, держась из последних сил, чтобы не кончить самому.
Невероятно, но, несмотря на то, что несколько дней назад у него была женщина, Райнхард ощутил себя желторотым юнцом, который кончает от слишком порочных картинок в голове. Ненормально, абсолютно на него не похоже, но это был факт, сводящий с ума. По венам мужчины словно пустили раскаленное железо, а душу затопили кислотой. Чувствуя под собой мягкое, податливое тело, дрожащее от нетерпения, и задыхаясь от аромата горького вереска, стихийник умирал.
Не имея ни возможности ни желания больше сдерживать себя, Райнхард грубо развернул Эйлин, заставляя упереться ладонями в тумбу, оголил молочные бедра и, приспустив штаны, резко в нее вошёл, словно совокуплялся не с благородной дамой с примесью крови альвов, а с продажной девкой, потерявшей к себе всякое уважение.
Жарко, влажно, глубоко… Ускоряя темп, альх всё сильнее сжимал пальцы на талии женщины, причиняя ей боль, оставляя покраснения, которые проявятся синяками, и наслаждаясь порочными стонами, что выходили из приоткрытых, покусанных губ полуальвийки. Словно наказывая ее те за семнадцать лет, что лишала его мысли покоя.
В минуты отчаяния или близкой смерти Райнхард всегда вспоминал об Эйлин, гадая, где она, что с ней, выжила ли она в этом жестоком мире, нашла ли свое место или уже давно покоится в земле. Пару раз он порывался ее найти, но зов проклятой руны мешал и уводил от тех мест, где чувствовалось ее незримое дыхание. Альх не мог себе ответить, чем зацепила его девушка с зелеными глазами, что когда-то боролась за его жизнь, не зная истины, но понимал, что это не лечится. Это навсегда.
Альх последний раз толкнулся в женщине и бессильно на нее навалился, стиснув в объятиях. Хотел что-нибудь сказать, но нужных слов не находил, а если бы и нашёл, все равно не сказал бы. Никакие слова не вернут их к изначальной точке.
Слушая ее обрывистое, шумное дыхание, он прикрыл глаза и с удовольствием отметил, что свет ее еще не померк: сила исцеления была, хоть поток и стал тоненьким. Но Райнхард не успел к нему прикоснуться. Только собирался испить, как почувствовал, что руку обжог порез. Мужчина грузно осел на пол. Ошарашенно моргая, он взглянул на Эйлин. В ее руках была зажата заколка, а на ее остром конце застыла капля его крови.
– Эйлин?
– А вот этого делать не стоило.