Стихотворения

И устанут герои, и тоже решатся не жить.

И никто не узнает, как вечная серая скука

Устраненную явь вдруг сумеет собой заменить.

Маньяк Р. /2/

И Некий Автор сделал ход Маньяком.

И я попала, и все попали в игру,

Чей ход изощренный был, кажется, мне знаком,

Как тот пейзаж, в котором потом умру.

Кому было больно? Кому вышел шах и мат?

Каспаров, спарясь с Карповым, как мутант,

Качался предсмертно лихо, когда известный солдат

Всадил в них пулю и бросился сам под танк.

А я отвечала на все вопросы анкет,

На все книги мертвых, на все расстрельные списки.

Поэт в России меньше, чем пистолет.

Творчество примитивнее, чем убийство.

Я вышла из бункера, будто из Краба судеб,

Утробы бабы, плодящей больных детей.

И уже появились маленькие и страшные люди

(везде!).

Вновь Маньяк подходит к Красному телефону.

Вновь Маньяк набирает номер.

И какой-то мальчик, не зная, кто мы,

Покорно,

Ненормально покорно готов на все,

На любое порно любых романов,

Которые, если ему повезет,

Станут.

Но при чем здесь Революция и Война?

Эти люди хотят быть игрушечным мясом,

А не пушечным мысом. Им не нужна

Абсолютная (ясность).

Абсолютная ясность. Конец Реальности. Ноль.

Уничтоженный мир не желают твари.

А один на свете готов на любую боль,

Лишь бы все перестали!

У меня в голове свой Гитрел гуляет, тигр.

Я ему давно говорю про все.

Я спросила, что делать, если я не желаю игр,

Даже тех, в которых везет?

А он подарил мне ромашку-свастику

И гроздику с гвоздем.

И я забила их в мозг, желающий власти,

Молотком.

Я взяла книжку Некого Автора.

Не было ни топора, ни Авроры.

Не было атомного реактора.

Скоро

наступала осень. Мне все равно.

Будет Гитлер, тоже скажет: "Здравствуйте, дети!"

А я отвечу: "Я уже смотрела это кино.

Я уже снималась в этом сюжете.

Но если Вы, Адольф, желаете вновь Войны,

я, конечно, выйду за Вас, и стану Вашим

ручным пистолетиком, личным чувством вины,

даже

голубым червячком, убитым под каблучком,

молчуном о тайном Вашем Ничто.

Нас в конце убьют Партизаны Обратных Сторон.

Ну и что?

Наступила осень. Мне все равно.

Потусторонний Гитлер не появился.

В кафе ада шло все то же кино.

Числа

подступали подлыми лапами к липкой сути.

Иксы символов заменяли слова,

Имена повторялись, И что-то будет:

что-то простое, как мертвая голова,

что-то яростное, как сгоревшая при пожаре мышь,

что-то неизбежное, как убийца на чердаке,

что-то основательное, как Мальчиш-Кибальчиш,

что-то очень близкое, как смерти на волоске,

что-то несчастливое, как еж в костылях,

на цветной картинке с оранжевой подписью "Рай",

неуютно подлое, как мертвый вдруг котенок в руках,

яростно праздничное, как глупый настоящий трамвай.

Я взяла книгу Некого Автора.

Не было ужаса, но ужас будет.

Не было смысла. Но назавтра

уже появились маленькие и страшные люди.

И тогда уже, обнаружив связь,

точнее, чушь, мертвые души, слизь на глазе,

я еще улыбалась, как будто бы развлеклась

этой связью, точней, намеком на связи,

И уже появились маленькие и страшные человечки.

Первый разговаривал из красного телефона.

Умолял меня хищно о наглой встрече.

Мона

Лиза облизывалась, как Маньяк.

И сказала с улыбкой бляди: "Иди!"

Мне показалось тогда, что так

податливо и покладисто стоит себя вести.

Я нетрезвым гипнозом пролезла в завтра,

во время смерти и место встречи.

И меня встречал представитель Автора.

Стало легче,

как Мересьеву после того, как в некотором отдалении

от себя он узрел свою понятную ногу

и узнал, наконец, что жизнь есть всего лишь процесс разложения.

Богу

тоже нравится убивать и делить.

Богу очень нравится расчленять.

Человечек спрашивает:"Будете пить?"-

подразумевая: "Будете умирать?"

Бункер похож на тренажерный гроб,

на ржавый бар, на кошмарный спортзал,

на маршала Жукова, которого в пьяный рот

тотальный Дьявол игриво поцеловал.

А человечек, ворча, пролил

горячий кофе на свой вертящийся хвост

и с ловкой яростью хищно его вкрутил,

как штопор железный в мой неуместный мозг.

Мы пили иконы и лакали коньяк.

Хотели колоний и хотели колонн.

Тогда-то я угадала, что он Маньяк,

и Некий Автор сделал ход Маньяком.

Хохотком медсестра обвивает орущих младенцев,

леденцом ядовитым касаясь холодной луны.

Прижимаясь к болезненым лбам то губами, то бледным ножом,

то сухим, словно смерть, полотенцем.

И сжимает головки, чтоб стать госпожой тишины.

Ева Браунинг

Где ты,

Ева Браунинг,

Мглистая девочка зверства

Лолиточка пистолетов

Ласковых окупаций.

Корявая куколка смерти

Муза рассовых чисток

Пациентка Конца

Любовница Абсолюта?

Где ты,

Ева Браунинг,

Мудрая бабочка Вагнера

Муть арийского хаоса

Русская мать насилия?

Сова (Игра)

(из книги "Роман с Фенамином")

Некой Птицы скрываньем названия,

неизвестным до Главной Поры,

образован Предел Ожидания

и Одно из Условий Игры.

Кто в Игру не играет — игрушечный,

как любой из твоих мертвецов.

Суть Игры — соблюдая нарушенность,

обнаружить начало концов.

Кот, любым игроком обнаруженный,

непременно пускается в ход:

от хвоста, до невкусного ужина,

должен весь он уйти в оборот.

Дом, как Место, Где Сводятся Путники,

должен, в сущности, быть обходим,

чтобы все хороводили путанно,

а один оставался один.

За Жуками Большими и Малыми

из подзорной взирают трубы,

вызывая и братские мании,

и предчувствие общей судьбы.