Стихотворения

Был самым частым гостем рыжий Гнусов,Иван Иваныч — желтый, худ, как жердь.Любил кощунствовать, что верит в двух ИсусовИ в то, что враки будто небо — воздух; твердь,Так значит, твердое. А пьяным принималсяРазсказывать из библии, и так,Что уводился на балкон, чтоб не заврался,И чтоб жильцам не слышно было врак.Потом он многолетье пел октавойИ хвастался, что не достиг он славыЛишь потому, что apxиерейБыл не любителем таких, как он, жердей.

XIV.

Пореже приходил Семен Семеныч Котов.Он был пониже ростом, поскромней,

Носил пенснэ, душился против потаИ говорил изысканно-нежней.Играл на гуслях, и играл чудесноНе только танцы, но какие-то своиЕще фантазии, и если бы не тесноСжимал воротничок, пропел бы он две-три«Мелодии», как Гнусов выражался…Пить водку он простую не решался,И потому держали для негоПридуманную им настойку «Кипроко».

XV.

Потом ходил Нил Силыч Малодеткин.Ужасно важен, в дымчатых очках,Сосал все время с «бочкою» конфеткиИ издавал особый звук в ушах.С ним вместе неизменно был Трегубов,

Степан Фомич — плешив, приземист, рыж,Любил острить хихикая и грубоЖену звать Танькой или «старый пыж».Жена была костлява, говорилаВ нос, томно ахала и все хвалила,Звала Степушей мужа и при всехВ карманы прятала то пряник, то орех.

XVI.

Обыкновенно так распределялись роли:Иван Иваныч пел, играл на скрипкe сам,Семен Семеныч брал аккорды на «бемоле»,Нил Силыч развлекал, жуя конфеты, дам.Семен Фомич выкидывал аллюрыПо зальце, а когда бывали Мань и Кать —Веселые девицы — , севши с ними,

Он начинал безумолку болтатьО том, что аисты и что девицы носят,О том, что с ними познакомить просят,О модах, о вареньи, женихах.И Кать и Мань смеялись, все в слезах.

XVII.

Их всех Петр с Кадей замечали мало,Хоть часто видели, хоть ночью долго спатьСмех, гусли, грохот, крик девиц из залаМешали. Но зато до полдня не вставатьПривыкли в доме; только Петька с кошкойВставали рано ставить самоварИ прыгали во двор через окошко,Не в силах снять крюка, и на базарБежали. Да и слишком много былоВсего, что — светлое — еще не тяготило!

Уж Кадя мальчиком и будущим жилаИ целый день мечтать о нем могла.

XVIII.

А новые тарелки, чашки! ВещиДешевые, базарные, но всеСвое, сквозь каждое из них еще трепещетВоспоминанье близкое. МытьеПосуды, убиранье комнат и постелейТянулось долго с непривычки и ещеСпешить внимательные руки не хотели.Сказать всему поутру: «Ты мое…»Насыпать, как тогда, в подол игрушек,Позвать Петра, дать целовать зверушек,Японца и индейца, и потомРассказывать про сына шепотком;

XIX.