Как тех гусей шумливых табуны,Что осенью иль в юный день весныСпускаются на голубое лоно,Что баламутят тихие затоны,И плещут крыльями, и гомонят, —Так и повозки на дворе шумят,К родным домам везя гостей веселых.Уже огни давно погасли в селах,Уж старшие уснули, и детейСпать уложили: песней — соловей,Лягушки — глухо квакая из тины.Смеется, плачет сердце у Марины:Сегодня — иль умрет, иль убежит!Спят господа, и челядь также спит;И на дорогу белый месяц светит…А где Марко́? А если кто приметит,Как выбралась из горницы она,Как поплыла, что светлая луна,Что облачко, тропинкой пробежала?Старик Наум советов дал немалоИ указал дорогу беглецам.Ах, горе! Убежал бы он и сам,Когда б года не налегли на плечиИ не сгибались, будто от увечий,Бессильно ноги! Вот бы на простор,Которому лишь звезд златой узорОбозначает ясные границы!Сплошной стеной там зыблется пшеница,Стада овец мелькают на холмах,И ястребы сверкают в облаках,Высматривая жирные поживы.И там народ — свободный и счастливый —Живет на сытой, ласковой земле,И всем она — и зверю, и пчеле,И птицам — яств раскинула немало.Не знаешь, где конец, а где началоПростору этих буйствующих трав.Лишь кое-где, в степных лощинах встав,Белеют хатки, слеплены из глины.Отыщется там, верно, для МариныС Марком любимым тихий уголок.Там, где овражек зелен и отлог,Поднимется, как будто мак на грядке,Жилье, — и в этой новой, светлой хаткеЗабудутся, окончив труд, они…Хоть дед Наум не видел искониПодобных мест… Хоть никакой пороюНи на земле, ни даже под землеюНеведом путь к благим таким краям,Которые себе он создал сам, —Про них в те дни из уст в уста ходилаМолва, и все сердца она пьянила,Как теплый ветер сладостной весны…Марина, сердце! Что к тебе за сныИз дали понахлынули шелко́вой?Своих детей лелеешь в хатке новойСреди степей — и гонишь сумрак прочь,И радостью переполняешь ночь,Неутомимо колыбель качая…Стоит близ дома панского большаяКонюшня. Что за кони в стойлах там!Соседним только снятся господамПодобные… В наибыстрейшей паре —Гнедой Султан там с Гандзей темно-карей.Пускай у них и разнородна масть,Пан Людвиг — у него такая страсть! —Всё отдал бы за них, за них единых:Их легкость — легкость крыльев лебединых;Ваятель пред их статностью замрет;Они «закат и утренний восход», —Читаем у Тибурция-пииты.Когда они, как медь, друг с дружкой слиты,Везти готовы легкий шарабан,Ждут у крыльца, — то Пшемысловский-панНе наглядится на коней, любуясь.Он их облек в серебряную сбрую,Так их убрал бубенчиками он,Что далеко несется дружный звон,К тому же — в гамме выстроен мажорной.Почти что говорят они проворно.(Но каждому, конечно, надо знать,Что бубенцами сбрую украшатьГодится только в дальнюю дорогу.)Бесспорно, и возниц таких немного,Как наш Марко; он статен и силен.Рисуй его, когда на козлах онСидит, как образ римских изваяний,И тонкий бич в его подъятой дланиПорой сверкнет над конскою спиной.Нет, никакою не купить казнойУ Пшемысловского коней летучихИ кучера, который так могучеСмиряет их, как хищников Орфей.Карпович, правда, этот лиходей,За пару псов, известных между псами,Да трех красоток с черными бровямиКупил себе на славу ездока.Потешен был весь облик старика —Сей мазур, Парипсович по прозванью,Нередко побеждал в соревнованье:Куртину он три раза объезжал(Он гнал вовсю, он вихри поднимал)Шестеркою — по колее всё той же.Но и Марко затем, схвативши вожжи,Сумел свое искусство доказать:Не трижды он, а раз примерно пятьПромчался вкруг столетнего газона —И спала с Парипсовича корона.А конюху Максиму, в свой черед,Несли «закат и утренний восход» —Султан и Гандзя — ругань да удары.«Тебе б, слюнтяй, овец да коз отарыПасти в степях или свиней стеречь!» —Так Пшемысловский начинает речь,Когда старик за чем-то недоглянет.И слов не трать: «Да я ж… хотел я… пане…» —От розог не отвертишься тут, нет!Но не знавал Марко подобных бед,Хоть в кучерах довольно был он долго.Уж челядь говорила втихомолку:«Он знает слово, что отводит зло».Жилось Марку, однако, тяжело:Из гайдамаков родом молодчина!И вот теперь пригожая МаринаЕму стрелою путь пересекла…Приманкою господского столаПодать ее мечтает Кутернога.А! Всё равно — хоть дьяволу, хоть богуМолиться, лишь бы милой не отдать!Султан и Гандзя тучки обгонятьЗадумали, летят в глухом молчанье…Кто ж это мчится в легком шарабанеВо тьме полночной? Кто их бьет бичомБезжалостно?