Спит Алдан и спит Олёкма,Реки северные спят,И метель стучится в окна,Распустив два дымных локона,Космы серые до пят.Парню рыженькому снится,Будто ходят копачи,Долго цвинькают синицейИ зовут его в ночи.В шали рыжей, в шали черной,Накрест сшитой на груди,Вдоль по улице просторнойХодит старший впереди.По снегам, по хрусту галекОн проходит налегке,Полуштоф большой да шкаликВ окровавленной руке.Парень рыженький проснется —Прииск снегом занесло,Снег высокий у колодца,Дремлет дальнее село.Спит Алдан и спит Олёкма,Реки северные спят,И метель стучится в окна,Распустив два дымных локона,Космы серые до пят.Темнота на дальнем стане,Осторожна тишина.Шахта тихая в туманеПотаенна и страшна.Он спускается по лестнице.Темь, мохнатая как шерсть.Знать дается пулей-вестницей,Что взаправду гости есть.Кто там ходит? Кто шурует?Пулю целит мне в висок?Наше золото ворует?Промывает наш песок?Чья там торкается поступь?Чьи тут ходят копачи,На лицо наводят фосфор,Чтоб светилося в ночи?У крепей, у старых кровельТень большая копача.«Вас я, братцы, не неволил», —Вынимает он револьвер,Заряжает сгоряча.Копачи бегут украдкой,Чтобы бить наверняка,И тяжелою перчаткойС сокровенною свинчаткойУдаряют паренька.Жизнь окончена в ночи,Сон уж больше не приснится —Ни дорога, ни синица,Ни ночные копачи.Убегают вверх убийцыСо свинчатками в руках —Только некуда пробиться:Десять выстрелов дробится,Дым холодный на штыках.1933, 1937