Как благовест, пылали в духе гимны
Отзывных уст набатам Океана,
Обетные в песках зыбучих руны;
И влажные внимали нам пещеры,
И вещие чело венчали лавры,
По тернам Вакх горел в плющах пурпурных.
Но, трауром повиты трав пурпурных,
Крестились вы в купелях горьких, гимны!
И на челе не солнечные лавры —
Сплетался терн с обрывов Океана,
Что заливает жадные пещеры
И темные с песков смывает руны.
Любовь и Смерть, судеб немые руны,
Как солнц скрижаль, владыкой тайн пурпурных
Зажженные во мгле земной пещеры!
Любовь и Смерть, созвучных вздохов гимны,
Как пьяный плющ над бездной Океана
И лютый терн!.. Святые, встаньте, лавры!
Победные, бессмертье славьте, лавры!
Начертаны заклятий верных руны:
Их унесут лобзанья Океана
Туда, где кольца в недрах спят пурпурных.
Вотще океанид глухие гимны
Чаруют заповедные пещеры.
Разверзнутся лазурные пещеры!
Так прорицали, зыблясь нежно, лавры;
Так вдохновенные вещали гимны;
Так роковые повелели руны.
Обетный дар — в гробнице лон пурпурных,
В сокровищнице верной Океана.
На мелях Океана наши руны;
Бессмертья лавры, вы в зарях пурпурных!
Жизнь — Смерти гимны; Жизнь — Любви пещеры.
Мы — два грозой зажженные ствола,
Два светоча занявшейся дубравы:
Отмечены избраньем страшной славы,
Горим... Кровь жил, — кипя, бежит смола.
Из влажных недр Земля нас родила.
Зеленые подъемля к Солнцу главы,
Шумели мы, приветно-величавы;
Текла с ветвей смарагдовая мгла.
Тоску Земли вещали мы лазури,
Дреме корней — бессонных высей бури;
Из орлих туч ужалил нас перун.
И, Матери предав лобзанье Тора,
Стоим, сплетясь с вещуньею вещун,
Два пламени полуночного бора.
Горим одни, — но весь займется лес,
Застонет весь: «В огне, в огне воскрес!»
Заголосит... Мы запевалы хора.
Мы, рдяных врат двустолпная опора,
Клубим багрец разодранных завес:
Чей циркуль нас поставил, чей отвес
Колоннами пурпурного собора?
Который гром о нас проговорил?
И свет какой в нас хлынул из затвора.
И наш пожар чье солнце предварил?
Каких побед мы гимн поем, Девора?
Мы — в буре вопль двух вспыхнувших ветрил;
Мы — два в ночи летящих метеора.
Мы — два в ночи летящих метеора,
Сев дальних солнц в глухую новь племен;
Мы — клич с горы двух веющих знамен,
Два трубача воинственного сбора;
И вам, волхвы всезвездного дозора, —
Два толмача неведомых имен
Того, чей путь, вняв медный гул времен,
Усладой роз устлать горит Аврора.
Нам Колокол Великий прозвучал
В отгулах сфер; и вихрь один помчал
Два знаменья свершительного чуда.
Так мы летим (из наших нимбов мгла
Пьет лала кровь и сладость изумруда) —
Одной судьбы двужалая стрела.
Одной судьбы двужалая стрела
Над бездной бег расколотый стремила,
Пока двух дуг любовь не преломила
В скрещении лучистого угла.
И молнии доколь не родила
Тоска двух сил — одну земля кормила,
Другую туч глухая мгла томила —
До ярых нег змеиного узла.
Чья власть, одна, слиянных нас надмила —
Двусветлый дар струит, чтоб темь пила, —
Двух сплавленных, чтоб света не затмила?
И чья рука волшебный луч жезла
Четой эхидн сплетенных окаймила?
И двух коней одержит удила?
Одна рука одержит удила
Двух скакунов. Однем браздам покорны,
Мы разожгли горящих грудей горны
И напрягли крылатые тела.
Два молнию похитивших орла,
Два ворона единой вещей Норны,
Чрез горный лед и пламенные терны
Мы рок несем единый, два посла.
Один взнуздал наездник-демон коней
И, веселясь неистовой погоней,
То на двоих стопами, прям, стоит, —
То, разъяря в нас пыл и ревность спора,
На одного насядет — и язвит,
Единая, двоих и бесит шпора.
Единая двух коней колет шпора;