Стихотворения, поэмы, трагедия

В нас волит, нас единый гонит дух,

Как свист бича, безумит жадный слух

Немая весть двойного приговора...

Земную грань порыва и простора

Так рок один обрек измерить двух.

Когда ж овцу на плечи взял пастух —

Другой ли быть далече без призора?

Нет, в овчий двор приидет и она —

И, сирая, благого Криофора

На кроткие возляжет рамена.

Уж даль видна святого кругозора

За облаком разлук двоим одна:

Два ока мы единственного взора.

7

Два ока мы единственного взора;

И если свет, нам брезживший, был тьма,

И — слепоты единой два бельма, —

И — нищеты единой два позора, —

Бредя в лучах, не зрели мы убора

Нетленных слав окрест, — одна тюрьма

Была двоим усталых вежд дрема

Под кущами единого Фавора.

Но ты во храм сияющий вошла;

А я один остался у притвора,

В кромешной тьме... И нет в устах укора, —

Но всё тобой светла моя хвала!

Одних Осанн мы два согласных хора;

Мечты одной два трепетных крыла.

8

Мечты одной два трепетных крыла

И два плеча одной склоненной выи,

Мы понесли восторги огневые,

Всю боль земли и всю пронзенность зла.

В одном ярме, упорных два вола,

Мы плуг влекли чрез целины живые,

Доколь в страду и полдни полевые

Единого, щадя, не отпрягла

Хозяина прилежная забота.

Так двум была работой красота

Единая, как медь двойного сота.

И тению единого креста

Одних молитв слияли два полета

Мы, двух теней скорбящая чета.

9

Мы — двух теней скорбящая чета

Над сном теней Сновидца грезы сонной...

И снится нам: меж спящих благовонный

Мы алавастр несем к ногам Христа.

И спит народ, и стража у креста,

И пьян дремой предсмертной пригвожденный.

Но, преклонив к нам облик изможденный:

«В иные взят, — так молвит он, — места,

По Ком тоской болеете вы оба,

И не найдет для новых, горших мук

Умершего земли мятежной злоба.

Воскресшего не сдержит темный круг...»

И вот стоим, не разнимая рук,

Над мрамором божественного гроба.

10{*}

Над мрамором божественного гроба

Стоим, склонясь: отверст святой ковчег,

Белеющий, как непорочный снег

Крылами вьюг разрытого сугроба

На высотах, где светов мать — Ниоба

Одела в лед свой каменный ночлег...

Отверст — и пуст. Лишь алых роз побег

Цветет в гробу. Глядим, дивяся, оба:

Ваяньями гробница увита, —

Всю Вакх заткал снаружи гроздьев силой

И стае птиц их отдал светлокрылой.

И знаем: плоть земли — гробница та...

Невеста, нам предстала ты могилой,

Где древняя почиет красота!

11

Где древняя почиет красота,

Ты, Дионис, гостей родной чужбины

Скрестил пути и праздновал гостины!

Из трех судеб разлукой отнята

Одна была. Два сорванных листа

Ты, сочетав, умчал в свои быстрины.

Трех прях прельстил и выпрял три судьбины,

Тобой благих явилась правота!

И, как пяте ответствует пята,

Когда один в священном пляшет круге

Иль звезд-сестер вращается чета, —

Исполнилась нецельных полнота!

И стали два святынь единых слуги,

Единых тайн двугласные уста.

12{*}

Единых тайн двугласные уста,

Мы бросили довременное семя

В твои бразды, беременное Время, —

Иакха сев для вечери Христа;

И рдяных роз к подножию Креста

Рассыпали пылающее бремя.

Так в пляске мы на лобной выси темя,

На страшные в венках взошли места.

Безвестная сердца слияла Кана;

Но крестная зияла в розах рана,

И страстный путь нам подвиг был страстной —

И духом плоть, и плотью дух — до гроба,

Где, сросшись вновь, как с корнем цвет родной,

Себе самим мы Сфинкс единый оба.

13

Себе самим мы Сфинкс единый оба,

Свой делим лик, закон свершая свой, —

Как жизнь и смерть. Мой свет и пламень твой

Кромешная не погребла чащоба.

Я был твой свет, ты — пламень мой. Утроба

Сырой земли дохнула: огневой

Росток угас... Я жадною листвой,

Змеясь, горю; ты светишь мной из гроба.

Ты ныне — свет; я твой пожар простер.

Пусть пали в прах зеленые первины

И в пепл истлел страстных дерев костер:

Впервые мы крылаты и едины,

Как огнь-глагол синайского куста;

Мы — две руки единого креста.

14{*}

Мы — две руки единого креста;

На древо мук воздвигнутого Змия

Два древние крыла, два огневые.

Как чешуя текучих риз чиста!..

Как темная скрижаль была проста!

Дар тесных двух колец — ах, не в морские

Пурпурные струи! — огня стихия,

Бог-дух, в твои мы бросили уста! —

Да золото заветное расплавит

И сплавит вновь — Любовь, чье царство славит

Дубравы стон и пылкая смола!..

Бог-дух, тебе, земли креститель рдяный,

Излили сок медвяный, полднем пьяный,

Мы, два грозой зажженные ствола.

КАНЦОНА II{*}

330. КАНЦОНА II

1

Сидящею на мраморном столпе

Явилась ты, на зов немых печалей,

В селеньях грезы сонной;

И белый столп, над лугом вознесенный,

И снежный блеск одежд, и свет сандалий

Тебя приметной делали толпе.

Смеясь, хотела к низменной тропе

Ты ринуться с колонны,

Как ангел окрыленный:

Воздушной мы не верили стопе.

Как облак, столп истаял:

Внезапней ты сошла, чем каждый чаял.

2

Был вестью утренней возвеселен

Кто хладный холм лобзал в ночи пасхальной,

Когда святится славой

Невеста-Ночь, и, смертью смерть поправый,

Ей зрим Жених, и рвется погребальный

В могилах, на святых останках, лен.

Безмолвствуй, песнь! Воззревший ослеплен.

Пой: благостны и правы,

Любовь, твои уставы!

Несешь ты миро — камень отвален.

Но в свете сокровенны,

Чьи новые тела цветут нетленны.

3

Склонилась, шепчешь мне: «Тебя вотще ль

Я наставленьем долгим наставляла