Стихотворения, поэмы, трагедия

В доверьи цельном Свету?

Из явных тайн моих простую эту

Еще ль разоблачить от покрывала

Ты медлишь робким сердцем, — и досель

Всё за холмом звучит моя свирель,

Подруга Божью лету,

Послушная обету

Тебя призвать в мой новый, светлый хмель?

Вотще ль Христос родился

Во мне пред тем, как ты со мной простился?

4

Склонилась ближе, шепчешь: «Умереть —

Знай: жизнь благословить. Земля — начало

Любви. Тебе хваленье

Смерть, верная Земле, — богоявленье

Любви земной! Нас таинство венчало

Заветных Врат, чтоб нам в любви созреть

И всю победной славу лицезреть

В бессмертном убеленье!

Восславь же разделенье

Нетленной плоти с тем, чему сгореть

Завещано любовью,

Чтоб любящим смеситься новой кровью».

5

Умолкла... Чу, всполох... Куда, куда,

Вы, белые?.. Ах, в древо золотое

Укрылись — и на лоно

Тебе роняют дар листвы червонной —

Три голубя... О, пиршество святое!

Вкусила ты бессмертного плода, —

И мне дана причастная чреда...

Сплетясь, стоим... Колонна —

Под нами. С небосклона

Тремя лучами свет струит звезда.

К ним столп стремит, белея,

Упругий стебль, как стройная лилея.

*

Земная песнь, молчи

О славе двух колец в одном верховном,

О двух сердец слияньи безусловном!

А ты, колонна светлая, умчи

Меня в эфир нетленный,

Любови совершенной

Слепого научи!

Паломнику, чей посох — глаз в ночи,

Кого кольцо ведет путем неровным, —

Всю тайну плоти в пламени духовном

Разоблачи!

ГОЛУБОЙ ПОКРОВ{*}

Цикл сонетов

331—340. ГОЛУБОЙ ПОКРОВ

PROOEMION^[1]

«Ora e sempre».

— «Ныне и вечно»

Был Ora — Sempre тайный наш обет,

Слиянных воль блаженная верига:

Мы сплавили из Вечности и Мига

Златые звенья неразрывных лет.

Под землю цепь ушла, и силы нет

В тебе, Любовь, лелеемого ига

Тюремщица и узница, — для сдвига

Глубоких глыб, где твой подспудный свет.

Но не вотще в свинец того затвора,

Что плоть твою унес в могильный мрак,

Я врезал сталью наш заветный знак.

В одно кольцо сольются кольца скоро,

И с Вечностью запретный Мигу брак

Свершится. «Sempre, слышишь?» — «Слышу. Ora».

1

Покорствуя благим определеньям,

Усладой роз устлали мы порог,

Положенный меж наших двух дорог:

Моей — к ночным, твоей — к дневным селеньям.

Но если ты, склонясь к моим томленьям,

Меня вела — и я не изнемог,

И свет, слепец, тобою видеть мог:

Являйся мне, послушная моленьям,

С кропильницей в сомкнувшихся руках,

Чуть зримая за тонким покрывалом,

Вся — звездный путь в прозрачных облаках, —

И помавай над путником усталым,

Над жаждущим, влачащимся в песках,

Охладных пальм легчайшим опахалом!

2{*}

Я видел: путь чертя крутой дугой,

Четой летим в эфире лебединой:

С уступа гор — в нагорье за долиной —

Так две стрелы спускает лук тугой.

И черен был, как ночь, из нас единый;

Как снег белел с ним свившийся другой:

Не змия ль брак с голубкою благой

Сплетенных шей являл изгиб змеиный?

И видел я, что с каждым взмахом крыл

Меняли цвет, деляся светом, оба;

И черный бел, и белый черен был.

И понял я, что Матери утроба,

Как семя нив, любви лелеет пыл

И что двоих не делит тайна гроба.

3

Над глетчером, лохматым и изрытым,

Мы набрели в скалах на водоем.

Георгий ли святой прошиб копьем

Кору ключей? Но некий конь копытом

Ударил тут; и след всё зрим... В забытом,

Отшедшая, убежище своем

Мы вновь сошлись, — вновь счастливы вдвоем

В святилище, завесой туч укрытом!

В венке циан, припала, ты на грудь...

Чрез миг — сквозила в облаке, венчальный

Целуя перстень и завет прощальный

Шепча: «Любить — мы будем! Не забудь!..»

И, тая, — тайный знак знаменовала,

Как будто сердцу сердце отдавала.

4

Пустынных крипт и многостолпных скиний

Я обходил невиданный дедал.

Лазоревых и малахитных зал,

Как ствольный бор, толпился сумрак синий.

Сафир густел, и млел смарагд павлиний

В глубокой мгле воздушных покрывал,

Какими день подземный одевал

Упоры глыб, мемфисских плит старинней.

Дикирий и трикирий в двух руках

Подъемля, ты предстала мне при входе

В мерцавший сад — как месяц в облаках —

В когорте дев, покорных воеводе.

Вскричала: «Myrias, arma!..»^[1] Блеск свечей

Разлился вкруг, и звякнул звон мечей.

5{*}

Когда бы отрок смуглый и нагой,

С крылами мощными, с тугим колчаном,

Не подпирал усильем неустанным

Мне локоть левый, и рукой другой

Не на твоей висел руке благой

Я тяжким телом, — как над океаном

Могли бы вместе мы к заветным странам

Эфирный путь одной чертить дугой,

Подруга-вождь? Но, в заревой купели

Прозрачных лон, уже растет кристалл,

Уж над волной зубцы его зардели.

Он островерхим островом предстал.

Доступны осиянные вершины...

В заливах слышен оклик лебединый.

6{*}

Есть нежный лимб в глубоком лоне рая,

Марииной одеян пеленой.

Елей любви, двух душ сосуд двойной

Наполнивший до их земного края,

Блаженно там горит, не умирая,

Лелеемый живой голубизной

Воздушных скал. Там, с ласковой волной

Святых морей лазурию играя,

Сафирный свод таит теней четы,

Залог колец обретшие в просторе

Божественной, бездонной полноты.

Разлуки там пережитое горе

Утешилось... Туда уводишь ты

Мой зрящий дух чрез пламенное море.

7

И там войти в твое живое лоно,

В воскресшее, любовь моя могла.

В нем розою дышала и цвела

Твоя любовь, и рдела благовонно.

И было, как ночной эфир, бездонно