Стимулы и институты

Вторая сторона плановой экономики — контроль над неофициальной экономикой — была создана таким образом, чтобы сделать крайне дорогостоящим участие в неофициальной экономической деятельности, выходившей за рамки той, которую власти терпели, чтобы компенсировать недостатки централизованного планирования. Эта вторая сторона планирования могла стать эффективной только путем применения «кнута», так как всякий раз, когда государственное предприятие стремилось к неофициальной деятельности, это по определению означало, что к этому были экономические стимулы. Таким «кнутом» были суровые наказания за нарушение запрета на несанкционированные сделки между предприятиями (включая уголовное преследование вплоть до 1955 года), полный запрет на частный наем рабочей силы (под лозунгом «прекращения эксплуатации человека человеком» — то есть прекращение эксплуатации кем бы то ни было, кроме самого Сталина) и политика сурового наказания «спекулянтов» (под это понятие подпадал любой, кого ловили на продаже товаров по цене выше официальной фиксированной). Система контроля, как мы неоднократно подчеркивали, была детально продумана и включала не только представителей s нашей теоретической модели (менеджеры государственных предприятий и их непосредственные вышестоящие органы), но и многочисленные «охранные гарантии» для Сталина в виде «партийного контроля», «профсоюзного контроля», тайной полиции, сети «стукачей» и так далее. Эта система предоставляла механизм контроля, который, по крайней мере, был не менее эффективен, чем механизм, выработанный рыночными экономиками для контроля над менеджерами крупных корпораций (хотя он, безусловно, в большей степени был ориентирован на создание сковывающих, а не положительных стимулов).

Эволюция задач: дополнительные факты

Имея выбор между двумя возможными видами экономической деятельности (увеличение выпуска официальной продукции в соответствии с указаниями руководящих органов или вовлечение в неофициальную деятельность для извлечения личной прибыли), рациональный менеджер государственного предприятия сравнит доходы (пользу), которые он может получить от каждого из этих видов деятельности за вычетом цены возможного наказания. Этот баланс будет определять, насколько энергично менеджер будет работать над выполнением плана и в какой степени он будет действовать в параллельной экономике. Именно этот баланс претерпел важнейшие изменения с течением времени и привел к крушению плановой экономики71

. Плановая экономика на ранних ее этапах по большому счету была в состоянии сохранять баланс между стимулами к официальной экономической деятельности и стимулами к неофициальной деятельности решительно в пользу первых. Важным выводом из проделанного до сих пор анализа является то, что этот баланс достигался не только путем материального стимулирования, но и (по большей части) угрозой сурового наказания, ожидавшего любого управленца, который был не способен выдержать давление, исходившее от Сталина.

Теневая экономика, первоначальная роль которой состояла в компенсировании жестких рамок плана, и тем самым в сокращении затрат Сталина на планирование, могла выйти на первый план в деятельности руководства предприятий с отменой террора, что в точности и произошло после смерти Сталина.

Мы уже привели некоторые факты, показывающие, как изменялась плановая система после того, как Хрущев приступил к первому этапу своих реформ в середине 1950-х годов (см. главу 1). В этой главе мы подведем итог тому, как эти изменения повлияли на баланс стимулов руководства государственных предприятий в принятии решений о том, какое внимание уделять официальной и какое параллельной экономике.

Плановая система

Часто говорится, что зрелая плановая экономика Советского Союза производила примерно 24 миллиона различных видов продукции. Теоретически задача координации производства этих 24 миллионов видов продукции лежала на Госплане, и эта задача неизбежно влекла за собой серьезные компромиссы. В реальности эти компромиссы были настолько серьезны, что побудили некоторых экономистов сравнить планирование с «ритуалом», дающим «иллюзию, что хаос, который мы видим вокруг нас, на самом деле является частью рационального порядка» (цитата из М. Элмана в работе Хью-эта, [53, с. 184]). Хотя такая оценка плановой системы, пожалуй, является крайностью, в ней есть зерно истины, особенно если говорить о последних десятилетиях плановой экономики.

Бюрократический диалог между государственными предприятиями и правительственной иерархией, включая партийную иерархию, зачатки которого, как мы только что показали, появились уже в годы правления Сталина, становился все более изощренным по мере того, как усложнялась плановая экономика. Хьюэт отмечает, что одно лишь течение времени делает такую бюрократическую игру