На мое подробное письмо о неудачных переговорах в «Молодой гвардии» и сообщение по телефону, что редактор Ярикова покинула издательство «Молодая гвардия» Василий Иванович ответил кратко: «Сбежала!..». Чтобы окончательно решить судьбу рукописи, я дал Белову телефон другого редактора – Елены Комедчиковой. Но писатель отказался с ней разговаривать. Тогда я попросил сделать это друга Белова Станислава Куняева. Но тот печально заявил, что выяснять отношения с издательством бесполезно, раз вдова композитора не дает добро на выпуск книги. Оказывается, она не только тормознула издание повести, но и судилась с журналом «Наш современник» после того, как там появилась первая ее часть. Куняев был в шоке. Меня так же сразила эта информация. Вместо благодарности за участие в пропаганде творчества Валерия Гаврилина журнал натолкнулся на судебное разбирательство. Не совпали в некоторых эпизодах мнения о творчестве композитора у вдовы с журналом и автором повести.
Переживания за дочь у Василия Ивановича связаны были не только с ее нежеланием обрести семью, подарить деду внуков, но и с расхождением во взглядах на жизнь. Анна это не скрывала, спорила с отцом. А его это ранило. В таких сложных жизненных ситуациях ему приходилось проводить настойчивые беседы, оканчивающиеся провалом. Тогда он брался за бумагу, чтобы в статье продолжить спор не только с любимой дочкой, не понимающей его переживания, но и с такой же молодежью, как она, попавшей в плен западной культуры, моды, рок-музыки.
Одну из таких разъяснительных статей, имеющих просветительский характер, Василий Иванович подарил мне. Она была опубликована в местной вологодской газете. Вряд ли она могла иметь воспитательное значение для дочки и ее сверстников. Но ведь он переживал за них. Он чувствовал, какой разрушительной бедой оборачивается внедрение западных ценностей в душу российских юношей и девушек.
Я подчеркнул некоторые абзацы этой серьезной статьи «Раздумья о моде»:
«Мода, проникая в народную жизнь, подобна червю, оставляющему за собою гнилое выеденное пространство. Мода противоречит народной жизни во всем буквально: в искусстве, в еде, в музыке, в одежде. Трудно преувеличить в этом деле влияние на народ средств массовой информации, т. е. телевидения, красочных журналов, выпускаемых доморощенными и привозными бесами в громадных количествах. За какой-то десяток перестроечных лет отучена, к примеру, от национальной одежды целая нация. Русские женщины перестали быть русскими, превратились как бы в китаянок. Они не обращают внимания на то, что дешево и красиво, что дорого и нелепо, что хорошо, что плохо… Лишь бы выглядеть «модно». Для кого, для себя или для мужчин? По-моему, для иных женщин… Женская подражательность в одежде (и не только в одежде) потрясающа: тут мода просто свирепствует, не признает ни такта, ни здравого смысла. Например, откуда взялась мода на пиво и на курение?».
Понимая, что после таких рассуждений на него обрушится шквал критики и обвинений в ретроградстве, Белов продолжает приводить примеры пагубного влияния моды на изменчивость характера и поведение человека. Затем приходит к выводу:
«Мода на чужеземные обычаи, несомненно, сильна и, на мой взгляд, весьма зловредна для православного, воцерковленного человека, это не надо и доказывать. Но говорить о моде в политике приходится то и дело… О моде на инородную экономику надо писать отдельно, хотя суть ее та же, что и прочего чужебесия. К несчастью, появилась уже и мода на бесстыдство».
Голос великого писателя в защиту национальной культуры, призыв сохранять свою национальную самоидентичность, конечно, не был одиночным. Ему вторили и другие русские мыслители – Абрамов, Астафьев, Солоухин, Распутин, Личутин, Лихоносов, Куняев, Крупин… Но все же их голосов не хватало для того, чтобы предотвратить, как заявил Валентин Распутин, оккупацию со стороны Запада нашей культуры, экономики, песен, архитектуры.
Письмо сто третье