Сто сорок писем Василия Белова

В переписке между мной и Василием Ивановичем возникала незначительная пауза, связанная с моей работой над книгой о краеведе из города Мышкина Владимире Гречухине. Я по телефону предупредил его, что ухожу на пару недель в подполье… Потом, только я собрался написать Белову, как он не дождался моего послания и написал по-дружески: «Пиши все же…». Заодно попросил прислать бумаги по работе в Госдуме. Больше всего его тогда интересовали мои экологическое законодательные инициативы.

Письмо сто пятое

Дорогой Толя!

Вот посылаю несколько переводов с сербского… Гале кланяюсь, поздравляю с 8 марта, невестку тоже. Сыновьям привет. Я сейчас один, Оля уехала к дочери, которая заболела гриппом, слава Богу, не птичьим.

Акварель сосны обещаю, но это больше графика нужна. Но попробуем и акварель. Дожить бы скорее до лета! Больших сосен у нас нет, только маленькие. Но пробовать надо.

До свидания. В. Белов. 9 марта 2006 г.

Занятие переводами сербской поэзии стало для Белова настолько серьезным, что любое свободное время он посвящал ему. Порой и живописи. В этот раз он прислал мне, как сам написал в сопроводиловке к рукописи стихов, «вольные переводы Йована Дучича (1999 г.)».

Переводы удачны. Техника исполнения, соответствие форме, рифмы, стилистика – все на высоком уровне. Это стихи, передающие состояние человека на войне, показывающие многоцветье духовного мира сербского народа. Тема подвига во имя Отчизны, тема смерти и бессмертия здесь выходит на первый план. Поднимаясь до философских высот при осмыслении добра и зла, Белов остается при этом предельно земным. Вместе с автором он избегает красивости и книжности, его слог упругий и жесткий.

Приведу пару четверостиший из двух понравившихся мне стихов:

И витязи Косова, павшие ниц,

Встречая без страха орду чужеземцев,Впервые узнали про доблесть убийц,Губивших твоих стариков и младенцев.

Теперь – перевод более сложный из второго стихотворения все того же автора Йована Дучича:

Постыдно знамя, загрязненное преступленьем,

Постыдна свобода под сенью зарубежных штыков!Все наше Отечество в плену у прохвостов,Но из рук убийц не бывало святого причастья.

С детства я любил живопись Ивана Шишкина. Его сосновые боры, залитые солнцем, снились мне даже по ночам. Самобытный художник Константин Лебедев подарил мне однажды две свои небольшие картины с изображением сосны, росшей рядом с моей деревней. Одна картина выполнена акварельными красками, другая – в графике. Но и та, и другая покоряли архитектурой могучей богатырской кроны. И когда мне довелось побывать в родных местах выдающегося мастера живописи Ивана Шишкина, в его родительском доме в Елабуге, ставшем музеем, то я увидел на картинах все те же полюбившиеся мне сосны. Но показалось, что мои ярославские чуть суровее, крепче, выше, а елабугские – другие, они более величественные и более раскидистые.

Раз Белов взял в руки кисти и стал радовать меня акварельными рисунками озер и лесов Вологодчины, то мне пришла в голову мысль попросить его написать мне пейзаж с вологодской сосной. Вдруг она чем-то отличается от наших ярославских и шишкинских из Елабуги. Интересно еще и чем… Я рад был обещанию Василия Ивановича потрудиться над сосновым пейзажем.

Письмо сто шестое

Толя, скажи свое мнение о моем переводе поэмы «Братья Якшичи».

Белов.

Письмо было отправлено из Вологды 10 марта 2005 года. В нем лежала полная исправленная рукопись поэмы «Братья Якшичи». Лишь на второй странице была заметна правка. Предложение «Верна лишь одна ей дорога», Белов зачеркнул и написал: «Теперь ей одна лишь дорога». Речь шла о жене Ангелине – одного из сербских братьев Димитре. Отзыв я ранее направлял Белову. Но на всякий случай еще раз высказал слова одобрения и поддержки.

Так как короткое послание Белова было выполнено почему-то на обороте моего к нему январского письма, то я напомнил ему повторно о встрече с ярославским художником-анималистом, который передавал ему привет и напоминал о встрече с ним в молодые годы на стадионе. В том письме я высылал и каталоги Отрошко с надписью «Великому, гениальному в своей простоте и величии художнику и писателю Василию Белову. Олег Отрошко».

Белов, видимо, в суете да при завале бумаг выслал мне мое письмо обратно. Привожу его почти полностью: