С генералом Коптевым меня свел господин случай. За книгу об информационных войнах в Министерстве обороны мне в качестве награды были вручены именные часы Министра обороны. Там мы и встретились. Памятуя о просьбе Белова, я передал привет генералу Коптеву и напомнил ему о том, что Василий Иванович в свою бытность служил вместе с ним в одной части. Однако Коптев не припомнил писателя. Я пересказал наш с ним разговор Василию Ивановичу.
Прошло время, и Белов вновь почему-то попросил меня переговорить с генералом Коптевым. У него, видимо, сохранились теплые чувства к генералу. Я отказался звонить… Слишком уж категоричен в ответе был генерал. Но Василий Иванович упорствовал в своем желании, требовательно просил в письме: позвони и позвони… Пришлось звонить. Ответ был тот же.
Когда Василий Иванович говорил со мной по телефону, то поведал о своих планах попутешествовать по Италии, приложиться в церкви города Бари к мощам святого Николы-Угодника, вскользь сказал и о письме какого-то литератора-земляка Лебедева, который заступается за писарчука Щербакова и ругает меня. В те дни меня часто критиковали все, кому не лень, так как шли одна за другой выборные кампании – то в Госдуму, то в главы городов, то в областную Думу. Будучи лидером местного отделения партии, я возглавлял все избирательные штабы и выборные списки. Тут меня и соперники, и недруги крыли благим матом. Но ярославцы верили делам, а не лживым обвинениям и наветам, потому исправно голосовали и за меня, и за мою партию. Потому я не придал значения очередной кляузе, а Белов так и сказал: «На тебя пришла очередная кляуза…». «Выбрось, как и предыдущие», – посоветовал я.
Однако Белов не уничтожил то письмо, а прислал мне. «Зачем мне оно?» – спросил я при получении. «Пригодится, он будет гадить и дальше, а такие пакости прощать нельзя», – таким был его устный ответ. А в письме позиция писателя звучала еще тверже: «Для дела. Знаете, как учат кошек, которые паскудят в неположенных местах: тычут носами в их же дерьмо».
Намерение Василия Ивановича дать отпор Лебедеву, как и Щербакову, было серьезным, но я его уговорил ничего не писать. Правда, и сам с трудом удержался от того, чтобы не ответить автору на его напраслину и клевету, тем более, что Белов подсказывал своим письмом, как нужно разговаривать с кошками, в данном случае с котами, «которые паскудят в неположенных местах». Писатель давал однозначный совет: «тыкать носами в дерьмо». Я не стал тыкать Лебедева в его словесное дерьмо по причине того, что у нас объявился общий знакомый писатель Николай Шипилов. Мы познакомились в Москве, он дал почитать мне свои рассказы, которые произвели на меня хорошее впечатление. Вскоре Шипилов обратился ко мне с просьбой помочь ему, бездомному, с пропиской… Я, конечно же, помог.
Узнав, что я родом из Борисоглеба, Шипилов сказал, что у него там живет хороший знакомый, литератор, поэт Михаил Лебедев. Тут я вспомнил этого земляка. История нашего с ним знакомства необычна. Общаться нам лично не довелось, но друг друга мы знали. Когда я заведовал отделом писем в районной газете «Новое время», то получал с далекой Камчатки интересные письма с подборками стихов. За мной было право либо публиковать вирши начинающего литератора, либо выкинуть их в корзину. Я всегда находил им место на литературных страницах. В стихах отражались точные знания природы, что подкупало. Правда, автор стеснялся ставить фамилию и подписывал их псевдонимом – Михаил Лем. Может, это был такой юношеский выпендреж. Когда наша переписка увеличилась, как и объем скоропалительно написанных стихов, то я познакомил Лебедева с замечательным поэтом-земляком Константином Васильевым, чтобы тот подсказал ему ошибки, поправил рифмы… А потом я вообще ушел из журналистики в политику.
Вторая заочная встреча произошла после того, как Лебедев переехал на жительство в Борисоглеб. В отличие от других творческих людей он держался особняком, занимался предпринимательством, кажется, торговал иголками и нитками. По его просьбе я оказался перевозчиком его книжки стихов из Рыбинска домой. После встреч с избирателями Хомутов загрузил мою машину «стихами», и я отвез их автору. Получается, сделал доброе дело, а, как известно, ни одно доброе дело не остается безнаказанным.