Третье наше пересечение имело уже очный характер. Мы встретились на квартире моей помощницы Наталии Матюхиной в компании Николая Шипилова. Жизнь – штука удивительная и порой дарит неожиданные сюрпризы. Наташа так увлеклась поэзией Шипилова, что прописала его семью у себя дома, стала приглашать его в гости, организовывать ему встречи с читателями по разным городам Ярославщины. А после смерти писателя даже издала его книгу на личные средства, поехала в Белоруссию к жене на презентацию… Так вот, в тот день у Наташи мы и встретились.
Шипилов не поверил, что Лебедев мог написать гадкое письмо про меня самому Белову. «Он что, придурок?» – спросил меня гость. Я пожал плечами. Он продолжил: «Если он это сделал, то я его осуждаю!». Но неожиданно для Наташи Матюхиной и Шипилова сам Лебедев сказал, что никакого письма Белову он якобы не писал.
Теперь истории ради и для не верящих в существование этой кляузы я придаю ее огласке. Публикую в подлиннике, без купюр и правок. Делаю это еще и потому, что Василий Иванович дал этому клеветническому ехидному посланию такую неожиданную и яркую характеристику.
На письме Лебедева стоит дата – 5 марта 2003 года.
«Уважаемый Василий Иванович!
У нас здесь в деревнях собаки сидят на привязи, а куры шляют свободно по дворам. Я некоторое время жил на самом севере Камчатки, и там было все наоборот: курицы – за загородкой, а собакам – вольница. Причем собак было несметное множество, хозяйских и бесхозных, сбивались они в стаи, и эти стаи враждовали район на район. Поселок, где я жил, был немноголюдный, но протяженный. И аккурат посередине, в одном дворе, жил старый заслуженный пес по кличке Абрек. Он не примыкал ни к одной стае и, что удивительно, эти толпы обходили его стороной, уважая и признавая силу.
Но однажды, невесть откуда, у Абрека появился молодой друг, пегий кобелек непримечательной наружности. Не знаю на чем они сошлись, но, как говорится, подружились и шляли с тех пор на пару. Вот только беда: когда вблизи их двора пробегала стая собак, молодой срывался и затевал драку. Абреку уже ничего не оставалось, видя как его товарища лупцуют, бросаться на помощь. Самое интересное начиналось потом. Из общей свалки вырывался кобелек-задира, запрыгивал на короб теплотрассы и, склонив голову, умильно смотрел на то, как седовласый и могучий Абрек пластается со стаей не на жизнь, а на смерть.
В этой истории я, видит Бог, ни грамма не придумал, все было действительно так. А вспомнилось мне это после того, как я прочел очерк С. Щербакова «Дорога в рай» и Вашу отповедь в газете «Время».
Не сердитесь и дочитайте мое письмо до конца.
Если орденоносец Грешневиков действительно славен и велик в делах своих, ему незачем было бы прикрываться именем В. Белова. И если слов малоизвестных литераторов недостаточно, можно обратиться к посмертной книге Э. Володина, где автор не пожалел страницы для объективной оценки названного депутата. Хотя обращаться к авторитетам для меня неприятно, ну да ладно: по немощи нашей.
Та война, которая начата Грешневиковым в Борисоглебе под девизом «Или я, или они», Вам, к сожалению, мало знакома. И так, однобоко, без знания дела, опубликовав материал, Вы зацепили не только Щербакова, а очень много неплохих, поверьте мне, людей. Тех людей, которые честно делают свое дело, не ставя это себе в заслугу. Представьте себе медсестру, которая после смены бы хвасталась, что она за день сделала пятнадцать уколов и поставила две клизмы… У каждого есть работа, за которую он получает зарплату. И благородные усилия депутата Грешневикова были достойно оплачены, чем же тут гордиться?
А писатель Щербаков, к ярым поклонникам творчества которого я, кстати, себя не отношу, конечно же, никакой не пройдоха. Он нормальный русский православный человек, которому присущи и достоинства и недостатки (а кто без них?). Лжи в его очерке нет.
Заканчивая свое короткое письмо, хочу сказать, что если В. Тростников пытается затушить свару в Борисоглебе, то Вы, к несчастью, подлили масла в огонь. Примите мои искренние соболезнования.
Малоизвестный литератор М. Лебедев.
п. Борисоглебский, ул. Допризывная.
Не посылаю дубликатов письма ни в «Десятину», ни во «Время», разве что покажу, при случае, С. Щербакову».